Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крылов поморщился и переменил позу – правая нога сильно затекла. Кресло заскрипело под его весом.
– Лучше делай, как я говорю, – сердито крикнул он. – Сейчас мой кучер придет, уж познакомишься с ним. Он таких, как ты, одной левой на Луну посылает.
Высокий пожал плечами и презрительно выпятил нижнюю губу.
«Да, – подумал Иван Андреевич. – Как же тут Афанасий меня отыщет, если я сам сделал все, чтобы он меня не нашел»? Но не рассказывать же это пленителю?
– Шишка небось у меня теперь будет с кулак, – пробурчал Крылов. – Вот ведь дурни. Сразу кулаками махать. И что теперь?
– Ждем, – коротко ответил высокий.
– Кого?
– Кого надо.
Крылов снова поерзал в кресле.
– Отлить бы. Долго ждать? А то ведь не сдержусь.
Высокий встал, прошел в соседнюю комнату – Иван Андреевич успел увидеть край богато застеленной кровати, вынес оттуда ведро.
– На.
– Что, со связанными руками?
Человек в черном вздохнул и развязал литератору руки. Но тут же отступил на шаг и вытащил из-под полы короткую дубинку.
– Так и будешь смотреть? – осведомился Иван Андреевич, расстегивая по бокам штаны.
– Положено, – ухмыльнулся его сторож.
Иван Андреевич уже заканчивал, когда на лестнице за дверью послышался скрип ступеней.
– Давай быстрей, – приказал высокий. Он буквально выхватил ведро и задвинул его ногой под кресло Крылова.
Тут дверь отворилась, и в комнату вошли двое – уже знакомый крепыш в коричневом кафтане, сверху которого он набросил крестьянский длиннополый армяк. Второй же оказался толстым мужчиной в шубе, под которой оказался парчовый узорчатый фрак, застегнутый на все пуговицы. Шею и грудь прикрывал большой бант серого шелка. Лицо человека было некрасивое, квадратное, с толстым красным носом пьяницы. Но самое гнетущее впечатление производили глаза – серые, маленькие и слезящиеся. Он буквально впился ими в лицо Крылова. Потом моргнул пару раз как птица и сиплым низким голосом произнес:
– Все-таки пересеклись наши дорожки.
Одним жестом старик согнал высокого с кресла и сел сам.
– Кучера твоего насилу отправили восвояси. Рыскал тут…
Крылов не отвечал, закинув ногу за ногу. Теперь очень хотелось курить. Он уже начал догадываться, кто перед ним.
– А ты, значит, искал тут масонов? – просипел неприятный старик. – Да они давно тю-тю. Вот, оставили нам в наследство свою камору. Хорошее местечко, неприметное, как раз по мне.
Он усмехнулся, достал из кармана табакерку и предложил ее Крылову.
– Нет, – отказался Иван Андреевич. – Курить хочу.
– Ну, это потом, – пробормотал старик, заправил в ноздрю внушительную щепотку табаку, подождав, чихнул и вытер нос несвежим платком. – Сейчас у меня к тебе есть вопросы. Честно скажу, приметил я тебя с твоими людьми, почитай, как вы через заставу въехали. Знатная компания, что тут сказать. Сразу понял – не к добру.
– Не ожидал встретиться с вами здесь, – несколько растерянно произнес Крылов. – Вы же, Николай Петрович, теперь в столице губернаторствуете.
– Да уж, – кивнул толстый старик. – Но тянет, знаете ли, в Первопрестольную иногда. Столько здесь прожито, столько дел сделано. Каждую собаку знаю. Где она гадит в закоулках – знаю. Каждую птичку на веточке – кто как поет – знаю. А вот что вы сюда приехали – не знаю. И это плохо. Не к добру.
Крылов вспомнил уголок кровати в соседней комнате – видать, бывшего полицмейстера и генерал-губернатора Москвы Николая Петровича Архарова тянули в Москву не только воспоминания. И бывшую тайную квартиру мартинистов он переделал под место встречи с какой-нибудь зазнобой. А то и не одной.
– Так при чем тут я? – спросил он у старика. – Вы ведь с частным визитом приехали?
Архаров нахмурился, почувствовав легкий намек в словах Ивана Андреевича.
– Я так долго служу, – сказал он, вперяя острый взгляд в лицо пленного литератора, – что личное у меня легко сплетается с государственным. Два дня назад дела у меня были частные, а вот теперь…
– А знаете ли вы, сударь, – перебил его Крылов, – что я действую по личному указанию матушки-императрицы. И связав меня, вы препятствуете ее воле.
– Знаю, – кивнул Архаров. – Все уже знают, что Матушка послала вас в Москву с каким-то заданием. Но не знают с каким.
– И вы хотите узнать, что она мне приказала? – с насмешкой спросил Иван Андреевич.
– Вовсе нет, – тут же ответил Архаров. – Эта тайна меня не касается. Пусть ею интересуются другие.
– Так что же вам от меня надо? – воскликнул Крылов.
– Все просто. Павел Михайлович Козлов, нынешний московский губернатор, слег в лихорадке. Но зная, что я сейчас пасусь в его вотчине, попросил меня по старой памяти провести следствие по трем весьма странным смертям. И все они связаны с вашей компанией, Иван Андреевич.
Крылов побледнел.
– Что вы имеете в виду?
Николай Петрович откинулся в кресле и скрестил руки на животе, крутя большими пальцами. Он долго молчал, неотрывно глядя в лицо Крылова, а потом начал:
– Первое убийство Гаврилы Корнеева возле Сухаревской башни. Он был удушен и брошен в переулке.
Крылов тут же вспомнил бывшего мортуса, разбогатевшего на деньгах, присылаемых ежегодно из казны.
– Второе убийство – дворянки Екатерины Яковлевны Эльгиной.
– Эльгиной? – невольно вскричал Крылов. – Она убита?
Архаров кивнул.
– И третье произошло сегодня, два часа назад, – продолжил он.
– Кто? – Голос у Ивана Андреевича неожиданно сел.
– Некто Григорий Ослепков, служивший у вас камердинером. Он был найден зарезанным в гостевых комнатах трактира, где вы остановились.
Петербург. 1844 г.
– Его слова оглушили меня, – медленно сказал Иван Андреевич. – Хотя Гришка прослужил у меня всего ничего, совмещая камердинерство с шпионским ремеслом, он казался человеком совершенно не опасным. Маленьким, смешным и при этом неглупым. Я даже начал привыкать к его обезьяньей рожице и очкам. Сообщив о смерти Гришки, Архаров замолчал, продолжая смотреть прямо в мое лицо. Впрочем, не надо было обладать никаким опытом сыщика, чтобы прочесть на нем полное смятение. Я подозревал, что Афанасий расправился с бывшим «мортусом». Но меня это не волновало – в конце концов, Гаврила был бандитом и все свое счастье построил на воровстве денег, предназначавшихся Эльгиным. Но кому потребовалось убивать старуху Эльгину? При этом только что потерявшую брата? Все это рождало во мне вполне понятный вопрос: насколько опасной оказывается тайна, которую я стремился разгадать, раз за нее так спокойно убивали всех причастных?