каких-то людей один за другим быстро вошли в кабачок. Присмотревшись внимательнее, Ли по одежде определил, что первый был военным, другой больше походил на охранника или слугу. Войдя в кабачок, оба посетителя уселись. Тогда Ли вошел испросил:

– Прикажете вина?

В ответ первый незнакомец вынул лян серебра и отдал его Ли Сяо-эр со словами:

– Эти деньги возьми себе, а сейчас принеси кувшина три- четыре лучшего вина. Когда же придут гости, подай вино и закуски и ни о чем не спрашивай.

– Каких гостей вы ожидаете, господин? – спросил Ли Сяо-эр.

– Сходи в лагерь для ссыльных, – отвечал пришедший, – и позови сюда начальника лагеря и надзирателя. Я хочу с ними побеседовать. Если они будут о чем-нибудь расспрашивать, скажи им, что здесь их ждет один начальник, у которого есть к ним дело.

Ли обещал все исполнить. Сперва он отправился за надзирателем, вместе с ним пошел в дом начальника, и втроем они пришли в кабачок. Здесь Ли успел заметить, что неизвестный военный почтительно приветствовал гостей.

– Нам не приходилось встречаться раньше, – сказал начальник лагеря. – Могу ли я узнать ваше почтенное имя?

– У меня к вам письмо, – отвечал незнакомец, – и вы сейчас все узнаете. Подай-ка вина! – обратился он к Ли.

Ли тут же принес вино и фрукты и расставил на столе тарелки с закусками. Военный наполнил чашки и пригласил гостей садиться. Все это время Ли был очень занят, он обслуживал своих гостей и летал, как челнок в ткацком станке. Второй гость, пришедший вместе с военным, приказал подать чан с горячей водой и стал подогревать вино.

Выпив чашек по десять, они снова заказали вина и велели принести обед. Когда все было подано, военный обратился к Ли:

– Ну, теперь мы сами будем подогревать вино, а ты не приходи, пока не позовут. Нам нужно побеседовать.

Ли послушно вышел. Подозвав жену, он сказал:

– Эти люди пришли сюда неспроста.

– С чего это ты взял? – спросила жена.

– Судя по их говору, они из Восточной столицы, в Цанчжоу приехали впервые и не были знакомы с начальником лагеря. Когда я подавал вино и закуски, то слышал, как надзиратель произнес имя командующего Гао Цю. Уж не замыслил ли этот военный что-нибудь против Линь Чуна? Я постою у дверей, а ты спрячься за занавеской и послушай, о чем они говорят.

– Сходи-ка ты лучше в лагерь и позови Линь Чуна, может, он их признает, – предложила жена.

– Ничего ты не понимаешь! – прикрикнул на нее Ли. – Линь Чун человек вспыльчивый и сгоряча может убить человека или спалить дом. Вдруг окажется, что незнакомец как раз и есть тот самый Лу Цянь, о котором он нам рассказывал? Неужели Линь Чун отпустит врага живым? А если произойдут какие-нибудь неприятности, то и нам с тобой несдобровать. Поди-ка лучше послушай, а потом мы придумаем, что делать.

– И то верно, – согласилась жена, возвращаясь в комнату.

Часа через два она вышла к мужу и сказала:

– Они все шептались, и я ничего не могла разобрать. Только и заметила, как тот, который похож на военного, вынул что-то завернутое в платок и передал начальнику и надзирателю. Верно, в свертке было золото или серебро. Я слышала, как надзиратель говорил: «Ладно, уж как-нибудь мы с ним покончим».

В это время гости велели подать суп. Ли поспешил выполнить приказание и в тот момент, когда менял тарелки, увидел в руках у начальника письмо. Ли подал еще супу, принес новые закуски. Гости просидели за столом еще около часа, расплатились, и начальник лагеря с надзирателем первыми покинули кабачок; вслед за ними ушли и незнакомцы, опустив головы и пряча лица.

Не успела за ними закрыться дверь, как вошел Линь Чун.

– Ну, брат Ли, как идет торговля? – приветствовал Линь Чун хозяина.

– Мой благодетель, – взволнованно ответил Ли, – прошу вас, присаживайтесь. Я как раз собирался к вам, у меня для вас очень важные вести.

– Что случилось? – спросил Линь Чун.

Тогда Ли попросил Линь Чуна пройти в комнату и, усадив его, сказал:

– Только что отсюда вышли какие-то подозрительные люди, которые прибыли из Восточной столицы. Они пригласили в кабачок начальника лагеря и надзирателя, и здесь все вместе долго сидели и закусывали. Я слышал, как надзиратель упоминал в разговоре имя командующего Гао Цю. Это показалось мне подозрительным, и я велел жене послушать, о чем они говорят. Но она ничего не поняла, так как они беседовали шепотом. Только под конец она услышала, как надзиратель сказал: «Что ж, ладно. Уж как-нибудь мы с ним покончим». Затем незнакомцы достали сверток, не то с золотом, не то с серебром, и передали его начальнику лагеря и надзирателю. После этого они побыли в кабачке еще некоторое время, а затем разошлись. Что это за люди, мы не знаем, но у нас возникло подозрение, что они замышляют что-то недоброе против вас, мой благодетель.

– А каков этот человек из себя? – спросил Линь Чун.

– Он небольшого роста, – отвечал Ли. – Лицо у него чистое и бледное, ни усов, ни бороды нет, на вид ему лет тридцать с лишним. Тот, кто был с ним, также невысокого роста, но со смуглым лицом.

Услышав это, Линь Чун даже привскочил от изумления.

– Первый – несомненно Лу Цянь! – воскликнул он. – И эта гнусная тварь осмелилась прийти сюда, чтобы причинить мне зло! Ну, пусть только попадутся мне, от них одно мокрое место останется!

– Будьте осторожнее, – увещевал Ли. – Еще в древности говорили: «Во время еды бойся подавиться, а во время ходьбы – споткнуться».

Линь Чун был взбешен. Он тут же покинул кабачок, пошел на рынок и купил небольшой кривой кинжал. Спрятав его под одежду, Линь Чун отправился на поиски Лу Цяна и обошел весь город.

А Ли и его жена сидели дома ни живы ни мертвы от страха. Однако ничего особенного в этот вечер не произошло. На следующее утро Линь Чун встал, умылся и, захватив свой кинжал, снова пошел в город. Он бродил по всем улицам и переулкам и целый день провел в поисках. Но и на этот раз все обошлось спокойно и в городе не произошло никаких событий. Тогда Линь Чун направился к дому Ли.

– Опять у меня ничего не вышло! – сообщил он другу.

– Благодетель наш, – сказал Ли, – мы хотели бы, чтобы все кончилось благополучно. Вы должны беречь себя.

Линь Чун снова вернулся к себе в храм. Так прошла еще ночь. Несколько дней продолжал Линь Чун свои поиски по улицам города, но, никого