На шестой день после описанного происшествия начальник лагеря вызвал к себе Линь Чуна и сказал ему:

– Вы уже давно живете здесь, а я еще ничем не помог вам, как об этом просил господин Чай Цзинь. Сейчас этот случай представился. За восточными воротами, в пятнадцати ли от города, находятся военные склады. Каждый месяц туда доставляют фураж, и на этом деле можно кое-что подзаработать. Сейчас складами ведает один старый отставной солдат. Я хочу назначить вас на это место, а его перевести сюда присматривать за храмом. Отправляйтесь вместе с надзирателем и приступайте к работе.

– Что ж, – ответил Линь Чун. – Я согласен.

Выйдя из лагеря, Линь Чун тут же пошел к Ли Сяо-эр и сказал:

– Начальник лагеря назначил меня заведовать военным складом. Что вы об этом думаете?

– Это, конечно, лучше, чем работа в храме, – заметил Ли. – При приеме фуража можно кое-что заработать. Но раньше никто не получал этого места, не дав взятки начальнику.

– Выходит, он не только не собирается причинить мне зла, но даже назначает на хорошую должность, – задумался Линь Чун. – Что бы это могло значить?

– А вы не раздумывайте над этим, благодетель, – сказал Ли, – лишь бы все было в порядке. Плохо только, что вы будете жить далеко от нас. Впрочем, когда выдастся свободное время, я обязательно приду навестить вас.

Ли принес вина и закусок и пригласил Линь Чуна к столу.

Не стоит, однако, вдаваться в утомительные подробности. Расставшись с Ли, Линь Чун пошел в храм, собрал свои вещи, взял кинжал и пику и вместе с надзирателем пошел к начальнику лагеря попрощаться. После этого они отправились на склады.

Стояла холодная погода, резкий северный ветер гнал по небу темные тучи. С утра, не переставая, валил снег. В дороге Линь Чуну и надзирателю не попалось ни одного кабачка, где можно было бы задержаться, и вскоре они прибыли на место, где увидели перед собой глиняную стену, в которой было двое ворот. Толкнув ворота, они вошли внутрь. Там было несколько амбаров для фуража, вокруг стояли скирды соломы. Посреди двора находились два жилых помещения, крытых соломой. В одном из них старый солдат грелся у огня.

– Начальник лагеря назначил на твое место Линь Чуна, – сказал старику надзиратель. – Ты же вернешься обратно и будешь служить в храме Владыки неба. А сейчас сдай Линь Чуну имущество.

Солдат взял ключи и повел Линь Чуна осмотреть хозяйство. – Количество фуража следует записывать и склады опечатывать, – наставлял старик новоприбывшего. – Эти стога соломы пересчитаны и занумерованы.

После того как все было проверено, Линь Чун с солдатом вернулись, и служивый, собрав свои вещи, сказал:

– Жаровню для угля, котел, чашки и тарелки – все это я оставляю тебе…

– У меня в храме тоже остались кое-какие вещи, и ты можешь взять их себе, – ответил Линь Чун.

– Если захочешь купить вина, – сказал солдат, показывая на кувшин из тыквы, висевший на стене, – то можешь сходить в кабачок, что на большой дороге, в двух-трех ли к востоку отсюда.

Затем солдат и надзиратель двинулись в обратный путь.

Оставшись один, Линь Чун положил свои вещи на постель и первым делом решил развести огонь пожарче. В заднем углу комнаты была навалена куча хвороста и угля. Он подбросил несколько кусков угля в очаг, представлявший собой простое углубление в земляном полу, затем взглянул наверх и увидел, что потолок хижины совсем обветшал и порывы ветра раздувают солому во все стороны.

«Как же можно прожить здесь всю зиму? – подумал Линь Чун. – Когда погода станет получше, надо будет сходить в город и позвать кровельщика, чтобы он починил крышу».

Линь Чун придвинулся ближе к огню, так как холод пробирал его все сильнее. Тогда он вспомнил про кабачок, о котором говорил ему старый солдат. «Почему бы мне не сходить туда и не купить вина?» – подумал он. Не мешкая, он достал из узла немного серебра, прикрыл жаровню с углем, нацепил на пику кувшин из тыквы, надел войлочную шляпу и, выйдя из помещения, запер дверь на щеколду. Ворота он тоже замкнул на замок и пошел по направлению к востоку.

Снег все сыпал и сыпал и, словно драгоценные камни, хрустел под ногами Линь Чуна. Линь Чун шел боком, спиной к ветру. Между тем метель все усиливалась. Не прошел Линь Чун и пол-ли, как увидел перед собой старую кумирню. Поклонившись, он произнес:

– Добрые духи, помогите мне! А я в благодарность принесу вам жертву.

Пройдя еще немного, Линь Чун увидел какие-то жилища и среди них за изгородью шест с пучком соломы. Это означало, что здесь находится кабачок. Когда Линь Чун вошел туда, хозяин осведомился:

– Откуда пожаловали, господин?

– Узнаешь этот кувшин? – в свою очередь спросил его Линь Чун.

– Да, – отвечал хозяин, взглянув на кувшин. – Он принадлежит старому солдату, который живет на складе.

– Правильно, – отозвался Линь Чун, – так оно раньше и было.

– Ну, раз теперь вы охраняете склад, – сказал хозяин, – то уж разрешите считать вас своим гостем. Прошу присаживаться, погода нынче холодная, выпейте несколько чашек вина.

С этими словами хозяин нарезал на тарелку говядины, налил в кувшин горячего вина и пригласил Линь Чуна выпить и закусить. Отпив немного, Линь Чун заказал еще вина и мяса за свои деньги. Закусив как следует, он попросил наполнить кувшин из тыквы, захватил с собой еще два куска говядины и расплатился с хозяином. Тыкву он подвесил на пику, а мясо сунул за пазуху. Затем, поблагодарив хозяина, он покинул кабачок. Выйдя за ворота, Линь Чун свернул на старую дорогу, но теперь ветер дул ему прямо в лицо. К ночи метель разбушевалась вовсю.

Несмотря на глубокий снег и встречный ветер, Линь Чун скоро добрался до своего склада, но, войдя в ворота, так и ахнул от изумления и испуга. Казалось, само небо покровительствовало добрым и справедливым, ибо стужа и буран спасли Линь Чуну жизнь. Пока его не было, крыши обоих жилых помещений обрушились под тяжестью снега.

«Что же теперь делать?» – подумал Линь Чун, кладя на снег пику и кувшин. Опасаясь, как бы от тлеющих углей, оставшихся в очаге, не начался пожар, он разворотил груду обломков и, забравшись в нее по пояс, стал шарить по земле руками. Однако вскоре обнаружил, что растаявший снег загасил последние искры. Линь Чун продолжал шарить на том месте, где прежде находилась кровать, вытащил, наконец, свое стеганое одеяло и вылез из кучи обломков. Было уже совсем поздно, и он подумал: