— Если учесть, что мы едем не с пустыми руками, встретить нас должны достойно, — заговорщически подмигнул Базан.

— Я надеюсь... А президенту доложу я сам: думаю, что господин Перон будет доволен.

— Кажется, подъезжаем, — прильнул к стеклу Базан.

Старенький «Дуглас» уже прогревал моторы. Какие-то люди сбросили чемоданы на землю, и грузовик тут же умчался. Конде шагнул было к чемоданам, но его позвали к стойке регистрации, и, обреченно махнув рукой, он поплелся заполнять многочисленные бланки и декларации.

Вскоре появился побледневший до синевы Базан, да к тому же не один, а в сопровождении молодцеватого летчика и миловидной женщины.

— Генерал Захаров, — протянул руку летчик. — А это моя жена. Будем вашими попутчиками.

—Я, с вашего позволения, тоже, — вынырнул из-за его спины невысокий толстячок. — Кароль Фридман, — приподнял он шляпу. — Чехословацкие деревообрабатывающие заводы.

— А как же?.. Но мы же хотели... Мы — аргентинские дипломаты, — начал было Конде. — У нас дипломатический багаж.

— Ничего, разместимся, — широко улыбнулся генерал. — Я — налегке, товарищ Кароль — тоже, так что места для ваших чемоданов хватит. А нам надо лететь... По делам службы! — сухо добавил он.

Конде обреченно рухнул в кресло и достал фляжку с коньяком.

Но это был не последний удар. Если бы Конде знал, что его ждет впереди, незадачливый аргентинец немедленно бы отменил так тщательно разработанную операцию, вернулся бы в уютный номер «Гранд-отеля» и потягивал бы коньяк в обществе коллег, а не тех, с кем ему в ближайшее время предстоит познакомиться.

Конде тоскливо посматривал то на часы, то на валяющиеся на морозе чемоданы. Пролетел час, прошел другой... Наконец вбежал запыхавшийся Базан.

— Конде, ради бога! Двадцать долларов, быстрее! Я вас умоляю, быстрее, — протянул он руку.

— Но я наличных не держу, — пожал плечами Конде. — У меня чековая книжка. А что случилось?

— Перевес! — воздел руки к небу Базан. — У меня перевес!

— Какой перевес? Что еще за перевес?

— Мой чемодан тяжелее вашего. Надо доплатить. Сто десять долларов! А у меня девяносто. Быстрее, быстрее дайте двадцать долларов. Иначе все летит к черту! — сорвался он на визг.

— Не волнуйтесь, Базан. Я выпишу, какие проблемы.

— Да не берут они чеки! Не берут, черт бы их всех побрал!

И тут появился суровый представитель «Аэрофлота».

— Господин Базан, вы намерены оплачивать перевес или нет? — строго спросил он.

— Или нет... Наличных у меня нет, — вывернул он карманы.

— Тогда я снимаю вас с рейса.

— А можно так, — вмешался Конде, — он не летит, а его багаж беру я?

— Нет, так нельзя. Багаж оформлен на имя господина Базана, значит, либо он летит вместе со своим багажом, либо остается вместе с чемоданом на земле... Но вы не расстраивайтесь, — смягчился «аэрофлотовец», — послезавтра будет точно такой же рейс. Ваш билет я переоформлю на четвертое января, а чемодан постоит на складе. Там хоть и холодно, но охрана надежная.

— Нет-нет! — вскинулся Базан. — То есть, да-да. Черт с ним, полечу четвертого. А чемодан я заберу, пусть постоит дома.

— Правильно, — поднялся Конде. — Не огорчайтесь, коллега. Днем раньше, днем позже — какая разница. А я буду ждать вас в Праге. Само собой разумеется, вместе с эти нелепым чемоданом, — натянуто улыбнувшись, многозначительно добавил он. — До встречи!

— До встречи, — протянул руку со всем смирившийся Базан. — Свой-то довезите в сохранности, — кивнул он на стоявший на морозе чемодан коллеги.

— Довезу, — пообещал Конде и направился к самолету.

Знал бы атташе аргентинского посольства Педро Конде, как будут развиваться события, то никогда бы не давал таких легкомысленных обещаний. Недаром говорят, что человек предполагает, а Бог располагает.

А пока что видавший виды «Дуглас», натужно крутя винтами, карабкался к разбухшим от снега облакам. Пассажиры дремали, стюардесса готовила завтрак, бортмеханик возился в своем углу, радист слушал музыку, а командир, передав штурвал второму пилоту, расслабленно откинулся в кресле и смежил веки.

На какое-то мгновенье он даже заснул, но тут же со стороны солнца появились «мессеры» и зашли в хвост его машины. Еще секунда — и застучат пулеметы, но Петр Михайлов не зеленый лейтенантик, он — Герой Советского Союза, и не раз выбирался не из таких передряг: штурвал на себя, левую ногу до отказа, и на крутом вираже вниз, к земле.

— Вы что, командир?! Я же не удержу! — услышал он знакомый голос и тут же проснулся.

— Извини, — виновато встряхнулся он и покосился на второго пилота. — Проклятый сон! Одно и то же, одно и то же... Два с половиной года без войны, а он не отпускает. Неужели никогда не пройдет?

— Пройдет. Я тоже не раз горел наяву, а потом целый год во сне. Ничего, прошло, сплю как убитый.

— Но пулеметы. Как назойливо стучат пулеметы, — поморщился командир.

— Галлюцинация. Пройдет, — успокоил второй пилот.

— Буду ждать, — вздохнул командир и снова прислушался. — Но стук-то есть. Неужели не слышишь? Бортмеханик, — позвал он. — Володя, а ты ничего не слышишь?

— Может быть, клапаны? — отозвался тот. — Самолет-то дряхленький.

— Какие еще клапаны! — раздраженно бросил командир. — Стук-то не в моторах, а где-то здесь, внутри, — обвел он глазами кабину. — А ну-ка, пройдись по салону, возможно, до нас доносится эхо, а стучит где-то там.

— Есть, — привычно кивнул механик и шагнул в салон.

Привычно дребезжат заклепки, покашливают затасканные моторы, поскрипывают тяги... И вдруг: тук-тук, тук-тук! Механик насторожился, ведь каждый новый звук — для него признак неисправности. Замер... И снова: тук-тук, тук-тук!

— Этого только не хватало! — чертыхнулся он. — Что-то сломалось в хвосте, стук идет оттуда.

Чтобы не волновать пассажиров, он беззаботной походкой двинулся в багажный отсек, но тут же обмер: стук доносился из большущего чемодана.

— Бомба! — резанула мысль. — С часовым механизмом! Надо доложить командиру.

Механик бросился в кабину, поэтому не видел, что творилось за его спиной. А там происходило нечто невообразимое! Из кресла буквально вылетел аргентинский дипломат, кинулся к чемодану и что есть мочи начал дубасить по крышке. Отбив кулаки, он стал пинать его ногами, вдребезги разбив свои лакированные штиблеты.

Чех приоткрыл один глаз, отхлебнул из бутылки и снова захрапел. А генерал Захаров покосился на вздрогнувшую жену и выразительно повертел пальцем у виска.

Между тем бортмеханик добрался до кабины и наклонился к плечу командира:

— Плохо дело, — выдохнул он. — В чемодане бомба. С часовым механизмом, он-то и тикает. Сам слышал. Вот-те крест, — неожиданно перекрестился он.