— Да. Похожи на тебя.

Тревис вообразил, как Габи с усталым видом оглядывает его с головы до ног.

«Ты похудел. Кожа да кости».

— Я мало ем.

«Я беспокоюсь. Ты должен подумать о себе. Ради девочек. Ради меня».

— Я всегда буду рядом с тобой.

«Знаю. Этого я тоже боюсь. Помнишь Кеннета и Элеонору Бейкер?»

Тревис замер.

— Да.

«Ты знаешь, что я имею в виду».

Он вздохнул и снова принялся за дело.

— Да.

Ее голос смягчился.

«Помнишь, как в прошлом году мы все поехали в горы? Ты клялся, что нам с девочками непременно понравится».

Тревис принялся разрабатывать пальцы на руках.

— Почему ты вдруг об этом вспомнила?

«Я здесь о многом вспоминаю. А чем еще мне заняться? Помнишь, когда мы приехали, то даже не успели разбить лагерь или хотя бы вытащить вещи из машины, хотя приближалась гроза. Ты хотел показать нам озеро. Пришлось идти пешком за полмили, и как только мы достигли берега, разверзлись хляби небесные. Лило так, словно мы стояли под пожарной кишкой. Мы вернулись в лагерь мокрыми насквозь. Я разозлилась и заставила тебя отвезти нас всех в отель».

— Помню.

«Прости меня. Мне не следовало так сердиться. Пусть даже это была твоя вина».

— Почему всегда виноват я?

Аккуратно поворачивая голову жены из стороны в сторону, Тревис представил, как Габи подмигивает.

«Потому что ты очень мило дуешься, когда я это говорю».

Он склонился и поцеловал ее в лоб.

— Я так по тебе скучаю.

«Я тоже».

У него сдавило горло, когда гимнастика приблизилась к концу: Тревис знал, что сейчас голос Габи начнет отдаляться. Он наклонился к ее уху:

— Ты должна очнуться, слышишь? Ты нужна дочерям. И мне.

«Да. Я пытаюсь».

— Поторопись.

Она промолчала, и Тревис понял, что чересчур давит.

— Я люблю тебя, Габи.

«И я тебя люблю».

— Тебе что-нибудь нужно? Опустить жалюзи? Привезти какую-нибудь вещь из дома?

«Просто посиди со мной немножко. Я очень устала».

— Конечно.

«И возьми меня за руку».

Тревис кивнул и накрыл жену одеялом. Он сел на стул у постели и взял ее за руку, рассеянно водя по ней большим пальцем. Голубь вернулся и снова сел на подоконник. По небу, меняя очертания, плыли облака. Тревис обожал жену, но нынешняя жизнь превратилась в кошмар, и он ругал себя за эти мысли. Он целовал один за другим пальцы Габи, прижимая их к своей щеке. Ощущал ее тепло и мечтал хотя бы о малейшем отклике. Не дождавшись, Тревис вернул руку Габи на место и даже не сразу понял, что голубь как будто пристально разглядывает его.

Элеонора Бейкер, тридцативосьмилетняя домохозяйка. У нее было двое сыновей, которых она обожала. Восемь лет назад ее доставили в больницу с рвотой и жалобами на нестерпимую боль в затылке. Габи подменяла в тот день подругу; Элеонору приняли, и до следующего понедельника Габи ничего о ней не знала. Потом выяснилось, что пациентку положили в реанимацию, поскольку в воскресенье женщина не проснулась. «Она просто заснула — и все», — объяснила одна из сестер.

Кома была вызвана тяжелым случаем вирусного менингита.

Муж Элеоноры, Кеннет, общительный, дружелюбный человек, работавший учителем истории в старшей школе Ист-Картерет, проводил все дни в больнице. Со временем Габи познакомилась с ним. Поначалу они просто перекидывались парой слов, но затем их разговоры стали содержательнее. Кеннет обожал жену и детей. В клинике он появлялся в опрятном свитере и отглаженных брюках. Он был истовым католиком, и Габи часто видела, как он молится у постели жены, перебирая четки. Их сыновей звали Мэтью и Марк.

Тревис знал это, потому что Габи ему рассказала. Не сразу. Она неизменно удивлялась, отчего Кеннет продолжает приходить каждый день и о чем он думает, сидя в тишине у постели жены.

— Он все время такой грустный, — заметила Габи.

— Неудивительно. Его жена в коме.

— Но он сидит с ней постоянно. А как же дети?

Недели сливались в месяцы, и Элеонору Бейкер в конце концов перевезли в частную клинику. Прошел год, потом еще один. Габи, возможно, забыла бы об этой женщине, если бы они с Кеннетом периодически не встречались в магазине. Разговор неизбежно заходил о том, как дела у Элеоноры. Все оставалось без изменений.

По мере того как шли годы, Габи замечала, что Кеннет меняется. «Она еще держится», — мимоходом ронял он на вопрос о состоянии жены. Если раньше в его глазах загорался огонек, когда Кеннет говорил об Элеоноре, то теперь в них царила пустота. Любовь сменилась апатией, черные волосы за пару лет стали седыми. Кеннет так исхудал, что одежда висела на нем мешком.

Регулярно встречая его в отделе полуфабрикатов или возле полок с кукурузными хлопьями, Габи просто не могла уклониться от разговоров и постепенно сделалась чем-то вроде наперсницы. Кеннет, судя по всему, нуждался в ней, он хотел общения, и во время этих встреч Габи узнавала о многих печальных событиях. Он потерял работу, дом, не мог дождаться, когда же дети наконец вырастут и уедут. Старшего выгнали из школы, младшего опять арестовали за наркотики. Опять. Габи подчеркнула это, когда вечером разговаривала с мужем. И сказала, что Кеннет, несомненно, был пьян.

— Мне его так жаль, — закончила она.

— Не сомневаюсь.

Габи помолчала.

— Возможно, было бы лучше, если бы Элеонора умерла.

Глядя в окно, Тревис думал о Бейкерах. Он понятия не имел, жива ли Элеонора сейчас. После аварии он почти каждый день прокручивал в голове свои разговоры с Габи, вспоминая то, что рассказывала ему жена. Возможно, Бейкеры вошли в их жизнь с какой-то определенной целью. Многим ли доводится лично знать человека, который лежит в коме? Это так… необычно, все равно что оказаться на острове динозавров или наблюдать за тем, как летающая тарелка бомбит Эмпайр-Стейт-билдинг.

Если действительно была какая-то причина, то какая? Предупредить Тревиса, что он обречен? Что девочки собьются с пути истинного? Подобные мысли приводили его в ужас, и каждый раз Тревис с особым нетерпением ждал возвращения детей из школы. Он возил их в парк аттракционов на каникулах, иногда позволял Кристине переночевать у подруги. Каждое утро Тревис просыпался с мыслью о том, что дочери должны хорошо себя вести дома и в школе, пусть даже им нелегко. Если они не слушались, то обе на весь вечер отправлялись в детскую. Потому что так поступила бы Габи.

Его родственники порой говорили, что он слишком суров с Кристиной и Элайзой. Неудивительно. В частности, теща всегда была настроена критически. Если Габи могла часами болтать по телефону с его отцом, то разговоры Тревиса с тещей неизменно отличались краткостью. Поначалу Паркеры из чувства долга проводили отпуск в Саванне, и Габи всегда ехала домой в подавленном состоянии, но после рождения дочерей наконец заявила родителям, что впредь собирается отдыхать на свой лад. Если родителям захочется ее повидать, пусть приезжают в Бофор. Они не приехали ни разу.