– Это решительно доказало бы вашу невиновность, сэр.

– Представляете, как это сделать, Дживс?

– Что ж, нынче вечером, сэр, можно выставить ваши ботинки за дверь и попробовать подкараулить того, кто решится их взять.

– Великолепная мысль, Дживс!

– Благодарю вас, сэр.

– Но вы не считаете, что за дверь надо выставить шлепанцы? Может быть, вор охотится только за ними, а не за ботинками.

– Весьма разумное замечание, сэр.

– Возможно, это простой хулиган или истинный фетишист тапочек. Необходимо обезопаситься со всех сторон. Поэтому для надежности будем ловить на тапочки, предполагая, что это мужчина. Может быть, и женщина, хотя почти все общественно опасные типы – мужчины. Женщины в большинстве случаев вымещают раздражение на самих себе.

– Да, сэр.

Я задумался о поимке предполагаемого тапочного фетишиста, бессознательно поглаживая пальцем усы. Возникшее при этом довольно чувственное ощущение вновь привело меня к мысленному шоу Зигфелда, к кино, которое я начал крутить: с Авой в моих объятиях.

Взаимный поцелуй остается великой извечной загадкой. Как только я об этом задумаюсь, не вижу никакого смысла. Наклоняешь голову в сторону, губы каким-то образом соприкасаются. Тем не менее я попробовал визуально представить наш с ней поцелуй – физически – и испортил все дело, хореография развалилась. Отложив вопрос о губах, я мысленно увидел, как мы ткнулись друг другу в лицо впечатляющими носами, и фактически выронил камеру – сознание одновременно отсняло и прокрутило кадр, в котором ее нос попал мне в рот. Впрочем, это меня возбудило. Я позволил себе задержаться на краткой сцене, потом в наказание выключил мысленный проектор и камеру. Меня вдруг охватила вовсе не шуточная тревога насчет проблемы с носом, и я поспешил оповестить о том Дживса.

– Одна деталь в моем любовном романе внушает беспокойство, Дживс.

– Вот как, сэр?

– Неудобно признаться… – Дживс спокойно смотрел на меня; выражению его лица можно верить. И я выпалил признание: – По-моему, на меня произвел слишком сильное впечатление нос Авы. Со мной никогда ничего подобного не было. Ни один нос не притягивал меня с такой силой. Не могу объяснить.

– Звучит необычно, сэр.

– Если бы я понимал Фрейда или если б действительно его читал, то назвал бы это чем-то вроде перенесения,[57]после недавней деформации моего собственного носа.

– Возможно, сэр.

– Но это не совсем меня удовлетворяет… Может быть, дело в том, что ее нос имеет форму женского тела. Ноздри похожи на ягодицы.

– Неужели, сэр?

– Прошу прощения, Дживс. Я не хотел выражаться вульгарно. Лишь стараюсь понять, почему он на меня так действует. Возможно, потому, что тут как бы две женщины в одной.

– Вполне допустимое психологическое объяснение, сэр. Однако вам не приходило в голову, что нос просто красивый и именно поэтому вас привлекает?

– Проблема гораздо глубже, Дживс… Знаете, я однажды читал об одном носовом фетишисте в «Половой психопатии» Крафт-Эбинга.[58]Деталей не помню, но помню, что был восхищен… Возможно, прочтя это много лет назад, сам довел себя до подобного состояния. Я слышал о писателях и драматургах, которые в детстве читали какую-то книгу, потом забывали, а через много лет создавали роман-двойник или пьесу, не зная, что украли основной сюжет и тему.

– И я слышал о таком явлении, сэр.

– Возможно, на меня точно так же подействовала история болезни носового фетишиста, только я украл извращение, психическую аномалию… Идиот! Гораздо выгодней украсть книгу. Вечно я не то делаю!.. В юности читал Крафт-Эбинга, чтоб возбудиться. Наверняка нездорово читать с такой целью о случаях сексуальных психозов, и теперь я расплачиваюсь. Еврейский мальчик двадцатого века в Нью-Джерси читает о немецких половых извращенцах девятнадцатого века… Все равно что «Майн кампф» изучать!

– Понимаю, сэр.

– Даже не верится, что со мной такое случилось, Дживс. Хуже того, через что прошел Оскар Уайльд. У него была любовь, о которой нельзя сказать вслух. А моя любовь даже не имеет названия, которое нельзя было бы произнести. Нософилия? Нососексуализм? Смешно… Даже не хочется думать о подтексте слова «назальный»… Хорошо бы иметь под рукой «Половую психопатию», но я ее какое-то время назад потерял. Хотелось бы перечитать ту историю и уяснить глубинную суть.

– Было бы весьма познавательно, сэр.

Я тщетно старался припомнить подробности истории болезни носового фетишиста, но ничего не приходило на память. Смутно помнилось нападение в каком-то трамвае, и все. Потом меня осенила великолепная мысль.

– Пойдемте в библиотеку, Дживс, – сказал я, – найдем Крафт-Эбинга. Если я собираюсь влюбиться в ту женщину и в ее нос, то должен понять все свои мотивации. Остается надеяться, что в библиотеке есть эта книга, какой-нибудь тинейджер не выкрал ее по тем же соображениям, с какими я ее когда-то использовал. Если там нет, здесь где-то неподалеку находится Скидмор-колледж.

– Очень хорошо, сэр.

– Может быть, я ее как-нибудь вставлю в роман. Пусть для одного из персонажей нос служит фетишем.

– Очень хорошо, сэр.

С тем мы направились к «капрису», поехали в город в поисках библиотеки и «Половой психопатии» – шедевра доктора Рихарда Крафт-Эбинга о человеческом эросе.

Выдержка из «Половой психопатии» Крафт-Эбинга. Беседа с Дживсом о фетишах и «Анонимных алкоголиках». Я кое-что читаю, Дживс исчезает среди книжных полок. Я понимаю свое невежество, потом одобрительно хлопаю себя по плечу. Мы с Дживсом обсуждаем идею нового романа

История болезни 88. (Бине,[59]op. cit.) Пациент X., тридцати четырех лет, гимназический учитель. В детстве страдал конвульсиями. В десятилетнем возрасте начал со сладострастием мастурбировать, что связывалось у него с очень странными представлениями. Он испытывал особое пристрастие к женским глазам, но, будучи абсолютно несведущим в сексуальных вопросах и слишком боясь повредить глаза, вообразил, стараясь представить в некой форме соитие, будто женские половые органы находятся в ноздрях. С тех пор его бурные сексуальные желания сосредоточились вокруг этой идеи. Он рисовал женские головы со строгим греческим профилем и с такими крупными ноздрями, что туда вполне мог войти пенис.