– Ты не можешь отказаться от ребенка, – возразила я. Эта мысль была такой же пугающей, как и потеря матери.

– Я оставлю ее только на время, – ответила она, и ее глаза потемнели.

И все же что-то подсказывало мне, что если она уйдет, то мы больше никогда не увидимся. – Мы трое должны держаться вместе, – настаивала я. – Только так.

Моя младшая сестра вела себя тихо и спокойно до конца дня, и к моему облегчению, никто больше не заговаривал об уходе. Тем не менее эхом раздавалась в мозгу болезненная и пугающая мысль: мама могла бы оставить ребенка. Нет, она не это имела в виду. Она никогда бы не бросила собственного ребенка. Я больше не поднимала эту тему, надеясь, что и она не заговорит об этом.

В ту ночь я спала беспокойно. Посреди ночи я, вздрогнув, проснулась. Я сразу поняла, что-то изменилось, ощутила тишину рядом с собой. Еще до того, как я протянула руку, я осознала, что мамы нет.

Я встревоженно села, пытаясь безуспешно разглядеть ее в темноте. Не было ни ее, ни ребенка.

– Мама! – позвала я, не заботясь о том, что остальные спят, а я громко кричу. Затем я вскочила на ноги и выбежала из комнаты.

Мамы за дверью не было. Неужели она и в самом деле ушла? Я побежала по туннелю к большой трубе. Там я и нашла ее, стоящую в темноте с малышом на руках, не чувствующей, как холодная вода по щиколотку мочит ее чулки. Сначала я подумала, не бродит ли она во сне, но ее открытые глаза смотрели ясно. Она намеренно покинула комнату.

– Мама, что ты делаешь? – Она не ответила. – Ты пыталась уйти? – Я заметила, что у нее с собой не было сумки.

Она тупо уставилась в пространство перед собой.

– Я искала выход.

Я заявила, что она не знает дороги. Я поняла, она говорила не только об побеге из туннеля, но и обо всей этой безвыходной ситуации, в которой мы оказались. Я задумалась, что бы она сделала и куда пошла, если бы я не обнаружила ее.

Остаток ночи я пролежала, притулившись к маме, чтобы не дать ей уйти, и крепко прижавшись щекой к ее нежному плечу. Я спала чутко, если вообще спала, просыпаясь от малейшего движения. Мне нужно было убедиться, что она не попытается выскользнуть из-под меня.

Но на следующее утро я проснулась поздно, утомленная бессонной ночью. Мамы не было рядом, но я не знала, отодвинулась ли она в сторону или намеренно выскользнула из объятий. Я вздрогнула и села. Но обнаружила ее на другом конце комнаты, она готовила завтрак, как всегда одной рукой придерживая мою сестру. Мое тело обмякло от облегчения. Возможно, она забыла или оставила свою затею.

Потом у подножия кровати я что-то увидела. Это была аккуратно упакованная сумка. Мама собиралась уйти.

Я вскочила как раз в тот момент, когда она прошла по комнате и направились ко мне.

– Что ты делаешь? – потребовала я от нее ответа.

Она передала мне тонкий кусочек картофеля, мой завтрак, второй кусочек спрятала в сумку.

– Забираю ребенка, как мы обсуждали вчера. – Ее голос дрогнул.

– Нет! – Как она могла оставить мою сестру? Впрочем, Баббе Розенберг была права. Это был только вопрос времени – пока немцы не услышали плач и не обнаружили нас. Она не могла здесь оставаться. По крайней мере, больница давала шанс. – Но теперь, без Павла, как ты собираешься доставить туда ребенка?

– Я сама отнесу ее.

– Мама, ты не сможешь. Ты все еще слаба после родов. Дай хотя бы мне взять ее. Я была наверху. Я знаю дорогу.

Она замотала головой.

– Мне нужно отнести ее самой. Я должна увидеть своими глазами, что она в безопасности.

Мои мысли вернули меня на два дня назад, когда, проснувшись среди ночи, я увидела, как мама согнулась пополам над спящим ребенком, словно от боли. – Что случилось? – встревоженно спросила я. – Ты плохо себя чувствуешь? – Я подумала, не возникли ли у нее осложнения после родов и не следует ли мне разбудить Баббе, чтобы помочь матери. – Тебе нужно что-то съесть.

Ей требовалось больше еды, чем у нас было, чтобы поесть самой и накормить ребенка грудным молоком. Она покачала головой и отмахнулась от меня. А потом заплакала, всхлипывая в сгиб руки, чтобы не шуметь. Я никогда не видела, чтобы мама плакала, ни когда мы попали сюда, ни когда мы потеряли моего отца. Увидев ее в самом слабом состоянии, я как никогда испугалась.

Спустя минуту, ее рыдания стихли. Она смахнула слезы и заставила себя улыбнуться.

– На самом деле, ничего особенного. Я просто устала. Все разом навалилось на меня. И иногда после рождения ребенка женщины начинают плакать безо всякой причины. Все хорошо, правда. – Я очень сильно хотела бы ей поверить.

Прокручивая в голове этот эпизод, я поняла: мама знала, что это произойдет, что мы не сможем остаться все вместе, и знала до того, как Баббе потребовала унести ребенка из канализации. Она плакала от осознания, что ей неизбежно придется расстаться со своим ребенком.

Мама перекинула сумку через плечо и взяла малышку на руки, собираясь уходить. Неужели она действительно собиралась оставить меня и даже не попрощаться?

– Ты обещала никогда не бросать меня, – от отчаяния я напомнила ей ее слова ту в ночь, когда мы оказались в канализации и потеряли папу.

– И я не брошу, – ответила она, и ее слова прозвучали так уверенно, что я даже почти ей поверила. – Мне просто нужно пристроить твою сестру в больницу, а потом я сразу вернусь, – ее слова утешали слабо. Мама не бросила бы меня навсегда, я должна была в это верить. Она вернется сразу, как сможет. Но что, если она не справится?

– Ты не можешь уйти. – Выход из канализации означал верную смерть. – Если ты выйдешь, тебя убьют.

Однако маме ничего не оставалось – ее дети не в безопасности. Она поцеловала меня в лоб, и по силе прикосновения ее губ мне казалось, она сейчас же вернется. Но когда я посмотрела ей в глаза, они были пустыми и темными, как у незнакомки.

– Пожалуйста, не надо. – Я залилась слезами.

Сол поднялся с места, где сидел в кругу семьи, и подошел ко мне. Он попытался меня обнять, но я его оттолкнула.

– Пожалуйста, скажи ей, чтобы она не уходила! – настоятельно просила я. Я ждала, что кто-нибудь, может быть, пан Розенберг или его мать, объяснит моей матери нелепость ее замысла и помешает уйти. Если бы здесь был мой отец, он бы остановил ее. Я повернулась к Солу: – Как ты можешь позволить ей уйти? Она там не выживет. Там нет безопасного места для нее.

– Потому что это правильно, – тихо ответил Сол. Я остолбенела. – Моя бабушка права: если ребенок останется здесь, мы все умрем. И я не собираюсь тебя терять, Сэди, если есть возможность тебя спасти. – Я понимала, что он думал о Шифре, о том, как не спас ее. – Ты не сможешь остановить ее, – шепнул он, кивая в сторону моей матери. – Она решительно настроена уйти. Единственное, что ты можешь сейчас – помочь ей благополучно выйти из канализации.