Я воспринимала его слова, онемев, не в силах поверить ушам. Он был прав. Никто из нас не может помешать ей уйти. Но я не могла оставаться здесь без нее.

– Возьми меня с собой, – умоляла я. – Я пойду с тобой, – убеждала я. – Я знаю выход. Я помогу нести ребенка.

Но мама помотала головой:

– Нет, ты останешься здесь. Вдвоем нас будет легче заметить. В одиночку я доберусь быстрее. Я вернусь через несколько часов, самое большее через день. – Она добавила уверенности своему голосу.

– Если ты подождешь, пока придет моя подруга Элла, я могу попросить ее о помощи. – Я не знала, как Элла могла помочь спрятать ребенка, но я как угодно тянула время, лишь бы мама не ушла.

– Я не могу ждать. Каждый раз плач ребенка подвергает нас опасности. Сейчас мы не можем ни на кого рассчитывать. Просто позволь мне отнести ее в безопасное место, и я вернусь к тебе, клянусь.

Все было решено. Моя сестра уходит. Мама ее забирает. А я остаюсь одна.

Мама поставила сумку и передала мне ребенка, а сама потянулась за своим пальто. И остановилась, озадаченная. На рукаве пальто все еще оставалась белая повязка с голубой звездой, которую нам было велено носить.

– Вот, возьми это, – сказала Баббе Розенберг, шагая к нам со своей темной накидкой.

– Спасибо. – Мама взяла накидку и завернулась в нее. Тогда я увидела, как мамины светлые волосы начали седеть, а ее некогда розовая кожа потускнела и сморщилась, как папиросная бумага. Канализация будто состарила ее за ночь. Мама забрала у меня малышку.

Баббе положила руку маме на плечо, а затем коснулась головы ребенка. Мне захотелось ударить ее по руке. Как она смеет притворяться доброй после всего, что сделала?

– Мы будем заботиться о ней до твоего возвращения, – сказала она, кивая в мою сторону. Я растерялась. Мама обещала, что ее не будет дольше дня, но, по словам Баббе, будто намного дольше. Все внутри неприятно сжалось в комок.

Мама снова взяла сумку и вместе с ребенком направилась к выходу из комнаты.

– Пойдем, – позвала она меня. – Мне нужно, чтобы ты показала дорогу.

У меня похолодело в животе. Она действительно просила меня помочь ей уйти?

– Отведи ее к решетке, – прошептал Сол. – А то она заблудится.

Он был прав – без моей помощи мама не выберется.

– Но как я могу помочь собственной матери уйти? – возмутилась я.

– Если хочешь, я могу ее проводить, – предложил Сол.

Я помотала головой.

– Я должна это сделать сама.

Он положил руку мне на плечо.

– Сэди, я сожалею. Даже не представляю, как тебе тяжело. Я подожду тебя тут, когда ты вернешься, – его слова меня почти не утешили.

Я нехотя последовала за матерью в туннель. Она направилась к решетке, где я впервые увидела Эллу. Я схватила ее за руку, останавливая.

– Туда, – сказала я, показывая в противоположном направлении. Решетка у реки, откуда я вышла за едой, казалась мне более безопасным вариантом.

Когда мы стали спускаться по туннелю, меня охватили сомнения. В этой затее все выглядело бессмысленными и неправильным. Должен быть… другой способ. Я хотела еще раз возразить. Но теперь мамины шаги звучали настойчивей, а челюсти сжимались с мрачной решимостью. Ее было не переубедить. У меня нет выбора. Я должна безопасно вывести их на улицу, иначе она попытается найти собственный путь – а в одиночку она бы не справилась.

Через несколько минут мы добрались до бассейна.

– Выход находится на той дальней стене, – объяснила я. В ее глазах читалось сомнение, она переживала не только о том, как сможет взобраться, но и как в целом спасти жизнь сестры. Я пошла первой, затем помогла ей спуститься в глубокий бассейн. Мы перешли на другую сторону. Там она передала мне ребенка и безуспешно попыталась взобраться по стене на выступ. Я пыталась ей помочь, держа сестру на руках, но не могла сделать это одной рукой. Я огляделась, нашла сухое место на земле и осторожно положила ребенка. Потом обхватила маму за талию. Я подняла ее, легкую, как перышко, и помогла подняться на выступ.

Затем снова взяла ребенка на руки. Я наклонилась поцеловать сестру на прощание, одинокая слеза упала на мягкую теплую кожу ее лба.

– Мне очень жаль, – проговорила я. Будь я сильнее, я бы предотвратила нашу разлуку.

– Быстрее, – велела мама. Я вручила ей сестру, выпустив ее из рук, почувствовала, как исчезает тепло. Я взобралась на стену бассейна, чтобы присоединиться к ним, и мы в тишине проползли по последнему участку трубы.

Когда мы добрались до решетки, наверху никого не было.

– Из решетки ты выйдешь на берег реки, а затем пройдешь по мосту. – Я запнулась, осознавая, что наше совместное время подходит к концу. – Держись поближе к зданиям, ходи переулками и закоулками. – Я думала о расстоянии и поджидающих ее опасностях. Даже в обычных обстоятельствах это казалось почти невозможным. Как она одолеет этот путь в своем ослабленном состоянии, да еще и с младенцем?

Я обняла маму, как в детстве, и уткнулась головой ей в подбородок. Я вцепилась в ее талию, не желая отпускать из рук. Она крепко держала меня несколько секунд, покачиваясь, как раньше, когда хотела успокоить меня, мурлыча знакомую колыбельную себе под нос. Я хотела остаться в этом мгновении навечно. Мое детство, все наши общие воспоминания прошли между нами, схлынувшей волной просочилась сквозь пальцы. Между нами заворковала моя сестра.

Я взглянула на малышку, погладила ее по макушке, ставшей такой родной за такое короткое время. Я только что ее обрела ее и полюбила, а теперь мне придется ее потерять, может быть, навсегда. Мы втроем – вот и вся наша семья.

– Она пробудет там максимум несколько месяцев, – сказала мама. – Когда война закончится, мы ее сразу заберем. – Мне хотелось верить, что все будет так просто. Но я слишком много всего повидала на войне.

– Мама, ей нужно дать имя, – попросила я.

– Бог даст ей имя, – сказала она, и в тот момент я поняла, что в душе она не верила, что мы вернем сестру.

Затем мама высвободилась из моих объятий и повернулась лицом к решетке. Я открыла ее, и она вылезла с сестрой на руках.

И все же я не могла отпустить ее одну.

– Подожди, я пойду с тобой, – сказала я, так сильно схватив ее за лодыжку, что она едва не споткнулась. Я начала карабкаться вслед за ней.

– Нет! – резко ответила она, стряхивая меня. Я понимала, ее не переубедить. – Ты должна остаться здесь. Обещаю, я вернусь к тебе. – Мамин голос звучал уверенно и сильно. – Я люблю тебя, кохана, – проговорила моя мать, когда я с усилием помогла ей поставить решетку на место. Ее лицо на мгновение задержалось, прежде чем исчезнуть. Я стояла неподвижно, вслушиваясь в любой звук, сообщавший, что она все еще там. Но я слышала только ее шаги, шорох которых с каждым мгновением стихал. Меня охватило желание вылезти и побежать за ней, умолять не уходить или хотя бы охранять ее на пути.