Люди рождаются, носят твою фамилию, и ты должен заботиться о них.

Поэтому я хочу спросить Вас, Ваша честь, можете ли Вы предоставить мне право заботиться о моей семье?

Я понимаю, что это будет значить. Это будет значить, что Вы простили меня. Не только меня, но и всех нас: Кэт, Дэвида, Блу и меня.

Нам известно, что люди думают о нас. Они думают, что некоторые из нас — сумасшедшие, остальные — безрассудные, а те, кто не относится к этим категориям, вносят хаос в жизнь окружающих.

Они думают, что мы не поддерживали друг друга должным образом, и я не удивлюсь, если Вы тоже так думаете и скажете: «У меня нет сочувствия к Атлеям».

Я слышу Вас и согласен с Вами. Знаю, мы совершили много глупостей. Каждый из нас. Но это было тогда, а сейчас мы спрашиваем: можете ли Вы простить нас? Не потому, что мы заслуживаем прощения. Мы знаем, что не заслуживаем его, но сделайте это не для нас. Сделайте это ради Сэта. Мы просим простить нас ради Сэта, потому что он в нас нуждается».

«Ваша честь, я перечитала письмо моего отца, он попросил меня об этом. Считаю ли я необходимым добавить что-нибудь?

Я могу добавить следующее. Было время (мне стыдно это признавать), когда Дэвид и я не хотели усыновлять ребенка-инвалида. Нас беспокоило, как это повлияет на нашу жизнь, на свободу передвижения и работу.

Я не буду обманывать и скажу откровенно: если бы нас попросили взять Сэта тогда, все эти вопросы мучили бы нас и, возможно, мы бы отказались, не смогли бы этого сделать.

Сейчас обстоятельства изменились. У моей сестры было двое детей. Мне не дано было иметь ребенка. Обоих детей Донны-Фей забрали у нее. Я не верю, что есть хоть одно доказательство того, что она представляла для них угрозу. Мне кажется, что изменение в ее поведении вызвано тем, что у нее забирали детей по причинам, которых она не смогла понять.

Я понимаю ее боль. Я не хочу переходить границы, но думаю, нужно признать, что Донна-Фей и я навсегда будем связаны потерей Саванны.

Саванна была любовью всей моей жизни.

У меня нет причин не верить, что она была любовью Донны-Фей.

Через шесть или семь недель после смерти Саванны Дэвид открыл ее детскую комнату. У нас перехватило дыхание. Мы начали перебирать ее вещи. Я пересмотрела все ящики, сложила все детские комплекты, носки, шляпки.

Мы разобрали кроватку. Я сняла со стены фотографию с черепахой, детские часы. Спрятала карточку с отпечатками ее ручки в футляр.

Мы положили большую часть вещей в багажник машины и отвезли их в кладовую. Я не смогла передать эти вещи в качестве пожертвования. Представить, что кто-то будет носить вещи Саванны? Кто наденет на свое дитя костюм погибшего ребенка? Ни одна мать не сделает этого. Мы спрятали ее вещи. Мы платим аренду за кладовую, которую никогда не посещаем.

Возможно, когда-нибудь мы приедем туда.

Все это не только потому, что Саванны больше нет с нами.

Мы потеряли и Донну-Фей. Нам разрешили навещать ее один раз в месяц, всего на час. Что ей дают эти посещения, я не могу сказать. Я же ухожу от нее полностью опустошенной.

Я должна была раньше позаботиться о ее спасении. Сейчас слишком поздно.

Мой отец рассказал Вам, что и до рождения Саванны Донна-Фей была нездорова. Я знала, что ее лечили в Сиднее и поселили под опекой в Тамворте. Почему я тогда ей не помогла?

У меня есть только один ответ: в то время я была занята собой. Я думала, как мне выбраться из рыбацкого городка, где я родилась. Как создать жизнь, напоминающую жизнь моих одноклассниц, с которыми я училась в школе-интернате. Меня беспокоило продвижение по карьерной лестнице. И я забыла о своей сестре. Да, я не могла представить, что дела обстоят настолько плохо. В итоге мне пришлось столкнуться с проблемами.

Мне кажется, если бы я была рядом с Фэт и отцом, когда они нуждались во мне, когда слушалось дело Сэта, я смогла бы им помочь. Я бы нашла людей, которые вырвали бы Фэт из рук Хайнца и заставили его признаться в содеянном.

Мы бы нашли способ оставить Сэта дома.

Вот что нужно было делать. А я находилась на расстоянии шестнадцати тысяч километров и успокаивала их по телефону.

Я не оправдываю себя: я сделала свой выбор. Я была очень далеко, а мои родные нуждались во мне.

Во всяком случае, до настоящего времени мы не знали, что можем помочь Сэту, Ваша честь. Я осознаю, что это нас не оправдывает. Но мы были уверены, что если решением суда ребенка забрали у матери, то это значит, что и его родственники не имеют права принимать участие в его жизни.

Насколько я помню, с того дня, как я услышала, что Сэт попал в больницу, нам говорили, что он умирает.

Сейчас он тоже может умереть в любой момент. Конечно, тогда нам нужно было выступить и сказать: «Он жив, и, пока он жив, мы бы хотели быть в его жизни». Но мы этого не сделали.

Может, мы думали, что это не наше дело? Мы просто не хотели, чтобы это было нашим делом.

Сейчас, после всего, что случилось, после смерти Саванны, болезни Фэт, когда наши сердца разбиты, нам сообщили, что Сэт жив и передан под государственную опеку, потому что никто из членов его семьи не интересовался им и он никому не нужен.

Это неправда, Ваша честь.

Сэт нужен нам, мы в нем нуждаемся. Я понимаю, что это будет проблемой для некоторых людей, дающих показания в суде и рассказывающих о семье Атлеев. В их словах будет доля правды. Но Сэт нам необходим. Он нам нужен, каким бы он ни был».

«Уважаемый судья,

пишу Вам для того, чтобы выразить благодарность. Мне кажется, Вы не часто слышите такие слова, поэтому позвольте мне их повторить. Благодарю Вас!

То, что Вы сделали, очень важно. То, что Вы сделали, необычно.

Я хочу представиться и рассказать о себе. Вот уже два года я работаю волонтером в Сиднее, в центре по уходу за пожилыми людьми. Сэт Атлей-Хайнц, Сэт Атлей, — если вы не возражаете, я буду называть его по имени, по которому его знают, — ребенок, который находится под моим наблюдением.

Несколько недель назад я с огромным удовольствием представила Сэта Атлея членам его семьи. Долгое время я думала, что этого так никогда и не произойдет.

Я надеялась, что это случится, я молилась и в то же время думала, смогут ли они позаботиться о мальчике. Сейчас я понимаю, что смогут, они доказали это.

Когда я думаю, что они могли потерять его, а он мог потерять их, мне становится не по себе.

Я навещала Сэта один раз в неделю после того, как он был переведен из отделения интенсивной терапии в дом для престарелых, или, как теперь это называют, центр по уходу за пожилыми людьми.