class="p1">— Я помню те секунды, как только раздались первые такты песни, под которую мы танцевали… За нами тогда наблюдали мама и… — и меняет слово, — мои родители.

Мы перебрасываемся воспоминаниями того мгновения, счастливого мгновения, словно переносясь на несколько лет назад. А такие счастливые мгновения так стали редки. И ее стихающая улыбка, под влиянием едва не сорвавшегося случайно брошенного слово «папа», как и всплывающие события прошлого заставляют меня забыть о чувствах, в которые я позволил себе окунуться, и я откладываю разговор, итогом которого станет погружение нас обоих в отчаяние:

— Начнём?

Дни прошлого никогда не покроются пеленой забвения.

— Да, да… — Мы поднимаемся.

Внезапно она задаёт вопрос почти беззвучно, с неестественной сдержанностью, не размыкая губ — то ли боясь, что кто-то услышит, то ли остерегаясь разбудить душевную боль:

— Джексон, а когда ты впервые понял, что полюбил?..

Вслед за этим незваным вопросом я снова уступаю место воспоминаниям и, образно ощутив себя тем мальчишкой, что был, пробираюсь глубоко в свое сердце и пробравшись до первой нити, скрепившей узелок любви, отвечаю:

— Это и был тот день… — Я улыбаюсь, устремляя глаза вдаль. — Ты так звонко смеялась… Твой смех расстилался по моему телу, покрывая его, как пуховым одеялом, и его струнки постучали в моё сердце. Твой «птичкин смех» завоевал меня. И я начал с ума по тебе сходить…

Отвлекшись лишь на то, чтобы включить музыку, в ошеломлённом молчании, Милана возвращается ко мне и прислоняется лбом к моей груди. Я смыкаю возле нее кольцо из своих рук. Произведение «Ghost Waltz» Abel Korzeniowskiм позволяет замечтаться — пленяющая чувственность нот заколдовывает душу. Счастливое молчание в тандеме со звучанием композиции, теребящей грудь, украшают загоравшиеся на небе звезды.

— А ты?.. — выдыхаю лишь два слова, втягивая в себя запах молочного шоколада от ее волос.

Эта минута так трогательна.

«Напрасно женщины полагают, что мужчины бездушные натуры, не способные на сентиментальность. А виновата в этом их суть, не позволяющая все-все эмоции выносить наружу, вот мы их и держим внутри. Порой даже весьма трепетнее и ранимее относимся к чему-либо, чем женские души…»

— А я… я поняла, что по-настоящему полюбила, когда оказалась в Мадриде, за столько миль от тебя, от твоего голоса, твоих объятий и твоих губ… Наверное, никогда человек не любит другого так, как любит, когда вдали от него…

Я прижимаю к себе своё сокровище. И не ожидая этого, две души — светящиеся силуэты на фоне темного начинают вальсировать да так, что и тело, отзываясь на песнь звезды, не стоит на месте. Наши глаза наполняются звездами, царапающими сердца. Я с превеликой долей нежности дотрагиваюсь до алых губ, чувствуя от всего ее тела биение пылкой крови, и в медленной ласке, затихнув в дыхании, мы лишаемся разума, сливаясь в бесконечности. В звездном полумраке наш поцелуй устремляется вглубь Вселенной. И сойдя со станции настоящего времени, мы уплываем, в такие дали, где мир полон лишь небесных оттенков и где льется песня из стука сердец. Затерянные в космическом океане страсти, позолоченные звездной пылью, нас пронзает лелеющий циклон, уносящий на другую планету, что мы с сердцем уходим в вальс под чередующиеся звуки очаровательной мелодии. Мы танцуем, описывая круги, и увлекаем за собой все, что окружает, и сияющие звёзды вместе с нами вращаются, выбрасывая весь свой свет на нас. Мы сами становимся звездами и бесследно исчезаем.

Очнувшись от грез от последних аккордов вальса, мы уступаем место пришедшему на смену танца позднему ужину. Официант мгновенно накрывает столик, застилая его белоснежной скатертью и расставляя приборы. Трио, состоящее из канделябров, язычки свеч которых под дуновение ветерка стремятся вверх, стоящих по обеим сторонам, из настольного декоративного резного сказочного светильника фонаря и небрежно разбросанных лепестков красных роз, уводит вечер в романтическое направление.

Минует пятнадцать минут — наш стол уже заставлен горячими блюдами и салатами. Милана фотографирует, запечатлевая на камеру каждую эстетичную деталь на столе, созерцаемую её взором.

Подкрепившись, я вспоминаю статью-легенду, которая когда-то попалась мне на глаза:

— «…Говорят, что звезды — это пары влюбленных, которые нашли друг друга, и даже после смерти их души остались вместе, давая жизнь звезде. Каждая звезда светит своим светом, неповторимым. Одни пылают иссушающими огнем, другие переливается многими цветами, а какие-то трудно даже рассмотреть. Так же разнятся судьбы тех, кто дал им жизнь. Кто-то шел друг к другу через многие миры и жизни, преодолевая многие препятствия, которые есть лишь тлен по сравнению с настоящим чувством. У их ног лежали бескрайние пески и неодолимые скалы, возникали и рушились королевства на их пути, но они нашли друг друга. Целые миры, и даже сама Смерть были бессильны. А кто-то родился в соседнем дворе, и для них никогда не существовало большого мира, были лишь они. Их жизнь была тиха и спокойна, но даже после смерти они не смогли расстаться. Но есть на ночном небе светила, сродни звездам, но с совершенно иной судьбой…»17

— Как красиво! Но не из твоего репертуара, — подмечает она, краеугольным путем подмечая, что я в этом ни черта не смыслю. — Оставь отблески своей эрудиции о звездах! Ты ничего о них не знаешь!

Ничего?

— Крайне неоправданно с вашей стороны так острословить! — коварно улыбаюсь я.

— Неоправданно, говорите?! Не ставьте себя в смехотворное положение, сэр! Уж поверьте, это рискованно! Вы же не космолог!

Перед тем, как я проявлю себя, как будущий космолог, я словесно пошучу, слегка поиздеваясь над этой девушкой.

— А я люблю риски, мадемуазель. И готов вам истолковать свои знания.

— Уверена — они примитивны. На уровне третьего класса урока окружающего мира, — с презрительной иронией выказывает она.

— В таком случае, мисс Фьючерс, прошу не жаловаться потом, что вы остались в проигрыше!

— Мы снова играем?

— Так вы в игре? — парирую я.

— Раунд первый, — произносит таким голосом, звучащим с плохо скрываемой уверенностью на то, что победит она. — Я начинаю, ты продолжаешь. И после твоя очередь спросить что-то у меня.

Дав добро со своей стороны, она, закусив нижнюю губу обдумывает, как превзойти меня.

— Есть звезды обычные, а есть…

Я улыбаюсь, радуясь тому, что мои догадки подтвердились, и она задала именно тот вопрос, который я ожидал.

— Сверхновые, — без промедлений говорю и не могу не добавить, — которые по статистике вспыхивают один раз в столетие. Их сияние настолько велико и ярко, что сверхновые своим светом могут затмевать всю галактику. Некоторые звезды обладают планетными системами. А вы обезоруживающе скромны задавать такие вопросы.

С абсолютной убежденностью извлекает:

— Я