Севиндж нет.

Полкан сбегает по лестнице вниз, и я тороплюсь за ним. Неподалёку от подъезда он хватает что-то с земли и скулит. Я внимательно смотрю на его находку. Её перчатка. Тяжело сглатываю. Жены нет около пяти часов, её телефон выключен, и всё, что у меня есть, это долбанная перчатка, обслюнявленная нашим псом!

Я не хочу сейчас анализировать происходящее. Подумаю потом, когда найду её. У меня нет времени тащить пса обратно домой. Поэтому я велю ему запрыгнуть на заднее сидение и сажусь за руль. Тут же набираю номер Руслана.

– Русланчик, помощь твоя нужна, – как можно спокойнее проговариваю я. – Узнай обо всех происшествиях в моём районе за последние шесть часов. Особенно меня интересует, не фигурировала ли там беременная женщина.

– Что случилось, Тихон? – мгновенно становится серьёзным мой товарищ.

– Севиндж, – голос всё-таки предательски дрожит, – не вернулась домой из магазина. Боюсь, как бы не увезли по скорой со схватками. Проверь, будь другом, а я в местное отделение полиции заеду.

– Ты же понимаешь, что они не примут заявление?

– Да, – скриплю зубами. – Понимаю, но посудачить можно.

– Ты попусту потеряешь время, – слышу недовольство в его голосе. – Знаю я все их отмазки. Работники, мать его, года!

– И всё же попробую попытать счастья, – горько усмехаюсь я.

К сожалению, Шамицкий оказывается прав: доблестные стражи не собираются ударять и пальцем о палец, чтобы хоть как-то посодействовать мне в поисках. Минимум через сутки, учитывая обстоятельства, они смогут принять моё заявление. Сутки!

За двадцать четыре часа неведения я сойду с ума от беспокойства. Поседею. Схлопочу долбанный инфаркт. Или прибью кого-нибудь. И ничего из этого не вернёт мне мою девочку.

Возле дома беру пса на поводок и хожу по длинной улице, посещая все заведения и магазины по пути. Показываю людям фото Севиндж, но никто не видел её.

Когда Руслан наконец перезванивает, я уже близок к отчаянию.

– Тихон, – выдыхает он. – Прости, что так долго. В больницы и морги по городу и ближайшему Подмосковью не поступала, среди задержанных нет. И тебе лучше приехать в офис. Кажется, я кое-что нашёл, но не уверен, что это она.

Я не раздумываю ни секунды, сразу выезжаю. Пёс хмуро шествует за мной по пятам. И пока Витюша поглаживает его лохматую голову, я склоняюсь над монитором. Вместе с Русланом мы пересматриваем размытую запись с камеры, установленной на другой стороне улицы.

– Вот, видишь, здесь плохой обзор, всё действие происходит за пределами зоны видимости. Вот эта тачка останавливается, пассажир выходит, но видно лишь его спину. Смотри внимательно, – говорит Руслан, и я приковываю взгляд к двигающейся безмолвной картинке.

Краткий миг. И кровь приливает к голове. Шумит в ушах. А перед глазами разбегаются круги. Чувствую тупую боль в грудной клетке. Мне нужно взять себя в руки и потрудиться, чтобы не свалиться прямо сейчас. С проблемами своего здоровья я непременно разберусь позднее. Не сейчас. Только не сейчас.

Потому что два неопознанных пока самоубийцы на видео торопливо грузят на заднее сиденье автомобиля девушку без сознания. Лишь мельком вижу её округлый живот, но этого достаточно.

Потому что я знаю, что это Севиндж.

Именно в этом месте Полкан нашёл её перчатку.

– Их было трое, – слышу сквозь пелену тумана в голове голос Руслана. – По всей видимости, один передвигался пешком, возможно, следил за ней. Дождались, пока Севиндж окажется в мало-мальски безлюдном месте, и отвлекли какой-нибудь ерундой. А дальше… Скорее всего хлороформом отключили, хотя могли и вколоть что-то. Но лучше бы хлороформ… Гипоксия, вызванная у Севиндж, не так навредит… ребёнку, как наркота.

Хватаюсь за край стола, не в силах устоять. Этого просто не может быть. Не может же она быть настолько неудачливой, чтобы быть дважды похищенной в течение года…?

– Погоди-ка, – осеняет меня. – Открой всю информацию о её похищении в прошлом году.

После нашего тяжёлого расставания я и забыл заняться этим делом. Не до того было… Теперь я жалел и чувствовал себя виноватым.

– Ты думаешь, что это связано с её похищением?

– Я ничего не думаю, – взрываюсь я. – Не могу! Мне просто нужно что-то делать, чтобы её найти!

– Не кипятись, прошу тебя, – он поднимает руки. – Мы её найдём. Я уже вызвал своего приятеля из МВД. Он хороший следак, поможет обязательно. Мы найдём её, Тихон, просто нужно немного времени.

– Ты понимаешь, что у меня нет этого грёбанного времени? У неё срок уже тридцать семь с половиной недель! Рожать со дня на день!

– Мы найдём Севиндж в самое ближайшее время! Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но ты должен остыть.

***

Мы не нашли её в тот же день. Ни на следующий. Ни даже через день.

Чем больше проходило этих долбанных дней ожидания хоть каких-то новостей, тем меньше у меня оставалось надежды.

Приятель Шамицкого, следователь Рудниченко Виктор Павлович, в отличии от меня, надежд не терял. Воодушевлённо напевал себе под нос, выводя меня из шаткого равновесия.

На шестой день, когда нам удаётся отследить маршрут автомобиля от моего дома до точки, где они бросили его, у нас есть фоторобот водителя.

И это действительно тот самый кавказец, которого я встретил на пустынной зимней платформе в декабре прошлого года.

За ним уже установлено наружное наблюдение, но он будто нарочно не выходит на связь с подельниками и не совершает никаких подозрительных движений.

Спустя прошедшую неделю я уже не знаю, как успокоить нервы. Лучше бы они потребовали выкуп. Не раздумывая, отдал бы всё за её жизнь. Но их молчание наводит меня на тягостные размышления.

И как бы я не отгонял от себя эти мысли, они не дают мне покоя.

Я боюсь, что в конце этой дороги меня будет ждать ещё одна невосполнимая утрата. Вдвойне.

Она.

Меня окружает темнота и тишина. Словно меня погрузили в вакуум. И я думаю, что если я умерла? Тогда бы я ничего не чувствовала, верно? Тогда бы я не могла размышлять об этом. Или могла?

Внезапно мне вспоминаются ночной трамвай и глаза того парня. Те же глаза я видела перед тем, как мир вокруг исчез. Почему я сразу не узнала его?

Потому что моя память заблокировала болезненные воспоминания. Я забыла об опасности, которая реальна. Я выпала из этой жизни, потому что теперь у меня был Тихон. Позволила себе расслабиться. Позволила себе быть беспечной.

Тихон… Я не могу представить, что он сейчас испытывает. И никогда не пожелала бы оказаться на его месте. Он… снова меня терял. И во мне зудит противное ощущение, что это неизбежно.