На следующей потуге я падаю без сил. Обрушиваюсь на матрас. Стараюсь принять безобидную позу. Стараюсь не навредить ребёнку, который пытается пробраться сквозь родовые пути.

На следующей потуге я теряю сознание от яркой вспышки боли.

И я молю Бога, чтобы Он забрал меня, если Он заберёт моё дитя. Потому что в этом случае моя жизнь не будет иметь для меня никакого значения. А ещё… я никогда не смогу снова посмотреть в глаза Тихону и сказать, что я не справилась. Не смогла защитить нашего сына. Что я так сильно подвела его доверие.

Он.

В следственном изоляторе тусклые лампы, зелёные стены и ощущение сдавленности. Меня угнетает ожидание. Пребывание здесь. Я смотрю по сторонам, а вижу лишь старый стул по другую сторону от стола, маленькое окошко с решёткой под самым потолком, тусклую лампу, покачивающуюся из стороны в сторону.

Наконец дверь открывается, и конвоир впускает его. Человека, к которому я пришёл в поисках ответов. Отца Севиндж.

– Служивый? – удивляется Василий. – Не ожидал… Вот так встреча!

Он ухмыляется, глядя на меня. Я делаю глубокий вдох, усмиряя чувства. Я здесь не ради себя. Больше нет. Этот человек больше не интересует меня. Если только он не может мне помочь. Если только он не откажется спасти мою жену. Спасти свою дочь.

Я извлекаю из кармана свёрток с бутербродами. Он удивлённо смотрит.

– Больше ничего не позволили, – говорю ему нехотя.

Выкладываю на стол еду. Следом извлекаю ещё один свёрток. Сигареты. Россыпью. Спички. Россыпью. С оторванными тёрками коробков.

– Что случилось, служивый? – подбирается мужчина.

Мы оба знаем, что просто так я бы не пришёл. Лишь по очень веской причине.

– Мне дали всего час, Рогоз. – предупреждаю я. – Ешь, а я расскажу тебе историю.

Он набрасывается на еду, пока я рассказываю с самого начала, как встретил его дочь. Рассказываю всё, что мне известно. Всё, что вскрылось за прошедшую неделю.

– Я прошу тебя назвать мне все имена, – заканчиваю я. – Они забрали её. Снова. Они забрали Севиндж. Она беременна. Сын… должен родиться со дня на день. Я должен их найти.

Я прокручиваю кольцо вокруг пальца. Он смотрит на блестящий металл и прикрывает глаза, раздумывая.

– Внучок, значит, – усмехается он. – Не ожидал… Асланбек-паскуда, больше некому. Он контролирует торговлю людьми. Хотел породниться с Валидом, тот бордели держит по всей стране. Чтобы передать бизнес его сыну, за которого бы отдал Севиндж. Да видно что-то пошло не по его плану.

– Слышал про должок в триста тысяч, – киваю я. – Видимо, сначала решил продать твою дочь за рубежом. Но ей удалось спастись. Потом, когда ты нарисовался и я отправил её домой, он придумал новый план – выслать её в бордель на отработку. Но я её забрал. Не понимаю одного, какая выгода ему организовывать похищение беременной.

– Он узнал про наследника – это раз, – говорит Василий, – а два – через пару месяцев после родов её всё так же можно сбагрить в бордель. В этом плане беременная выгоднее, чем с младенцем на руках. Младенец – это шумно. Ребёнка не накачаешь без страха навредить, а ему нужен здоровый наследник.

– Зачем?

– Чтобы вылепить и воспитать под себя, – усмехается он. – Служивый, дела нужно кому-то передавать.

Скриплю зубами. Вот чего задумал! Сына моего в террористы определил. А жену… Не хочу думать…

– Ты знаешь, где их хаты?

– Нет, – с сожалением качает он головой. – Я не лез в эту тему. Оружие и наркотики – это одно, а живые люди – совсем другое.

Я удивляюсь, но вида не показываю.

– Валид знает, – Рогоз хватает мою руку. – Должен знать.

Я встаю.

– Тогда поболтаю с ним. – коротко киваю Василию. – Спасибо.

– Погоди, – говорит он, и я нетерпеливо замираю. – Ты приглядишь за ней? За Севиндж? Теперь у неё никого нет. Некому будет довериться.

– У неё есть муж, – я усмехаюсь тестю. – У нас будет сын. Не переживай за дочь, Рогоз. Она в надёжных руках. Найду её. Из-под земли достану. Обещаю.

***

Врываюсь, выбив дверь. Чеченцы в спешке пакуют вещи. Даже и не замечают меня сразу. Мать и сын. Валида нет.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает парень лет шестнадцати. – Кто вы?

– Эльдар, ступай в кухню, – велит ему мать. – Это ко мне.

– Как скажете, матушка.

Пацан скрывается. Женщина смотрит внимательно.

– Валида нет. Он в отъезде. – бросает она. – А я ничего не знаю.

– Вы даже не спросили, чего я хочу узнать из того, чего вы не знаете, – усмехаюсь я. – Где она?

– Я не знаю, – твердит она.

– Мамаша, у меня нет ни времени, ни желания любезничать. Просто скажи адрес, и я позволю тебе увезти сына. Считай, обмен равноценный. Твой сын за моего.

Знаю, что эта женщина знает куда больше, чем готова показать. Она не просто тихая тень своего супруга. Она его верная помощница. Вижу это по её взгляду и по поведению её мужа.

– Вас не просто посадят, – говорю. – Знаешь, что делают в русских тюрьмах с детоубийцами? С похитителями? С террористами? С торговцами женщинами?

Она смотрит испуганно. Видно, знает, что её ждёт. Знает, что ждёт её детей.

– Её держат в частном секторе. В подвале третьего дома по Лесной улице в посёлке Ленинском. Там комната обустроена. Звукоизоляция. И всё прочее. – торопливо говорит она. – Но тебе нужно торопиться. Валид сказал собираться, потому что…

Я не буду слушать. Не хочу. Но я следую её совету.

Выбегаю из подъезда и киваю людям Рудниченко. Они примут эту семью. Валида уже везут в следственный комитет. Старшего сына задержат с минуты на минуту. Следом пойдёт и Асланбек.

Запрыгиваю в машину и говорю Руслану адрес. Витюша хмуро оборачивается:

– Севиндж там?

– Надеюсь, что она ещё там.

Руслан кидает на меня озабоченный взгляд. Он вызывает бригаду медиков, а я звоню Герману Олеговичу и прошу срочно приехать туда же.

***

И всё равно мы приезжаем раньше всех. Вскрываем дверь за дверью. Пока наконец не остаётся последняя. В подвале. Массивная металлическая дверь, запертая на ключ. Которого у нас нет.

Руслан приносит болгарку и срезает петли. Общими силами нам удаётся попасть внутрь.

Я вижу её. Слава Богу. Она здесь. Мои поиски закончены.

Но тут же меня накрывает лавиной боли.

Севиндж слишком бледная. Без сознания. И под ней… целое море крови.