Первой реакцией на подобное известие стало желание наказать, приготовив обернутую в сукно палку до того, как Клод вернется следующим утром. Однако, подумав над последствиями такого проявления чувств и умерив свой гнев, Ливре заставил себя вспомнить, что предыдущие попытки подчинить ученика (как при помощи плетки, так и словесно) не увенчались успехом и никак не сказались на желании этого сорванца мастерить. Сколько раз он хлестал его и повторял: «Помни! Ты лишь ученик продавца книг, страница в книге Люсьена Ливре!» Нет, ему следовало поменять стратегию) сменить гнев на милость. Через несколько дней у Ливре был готов план, и он принялся за его осуществление.

Ничего не подозревающий ученик вошел в магазин с неприкрытыми руками и кое-как застегнутым камзолом – в первой петле сидела вторая пуговица, во второй – третья, и так – до самого пупка. Ливре сглотнул и глубоко вздохнул, чтобы пресечь карательные инстинкты. Вместо того чтобы ударить, он нежно похлопал Клода по спине и сквозь стиснутые зубы осведомился, как тот себя чувствует. За обедом Ливре не ругался, что ножи тупы, а лук-порей еще сырой (лук-порей заменил картофель). Он глотнул своей любимой сельтерской воды и притворился добродушным дядюшкой, что сразу насторожило Клода.

– Клод, как долго ты уже находишься здесь, в мире моего «Глобуса», в Библиополисе?

Откуда-то сзади донесся голос:

– Триста двадцать семь дней!

Ливре бросил сердитый взгляд на кузину и затем вновь повернулся к Клоду:

– За все это время ты почти ни разу не запятнал репутации моего магазина. – И вновь Клод насторожился. – По моему разумению, только дикари постоянно разрушают и убивают. Цивилизованный человек отличается способностью культивировать, взращивать новое. – Ливре прожевал луковый хлеб и что-то еще с луком. – Переход от бессмысленного корчевания к севу, от растраты к приобретению – вот что важно для людей, если они хотят прокормиться. Такой подход допустим и к профессии продавца книг. Моих клиентов – наших клиентов, Клод, – нужно обрабатывать, а не забивать, как скот. Мы должны холить и лелеять их, если хотим годами получать богатый урожай. Взращивание, Клод, – вот ключ к успеху. В наших делах с властями и с клиентами это ключ.

Клод кивал, пока Ливре произносил сию трудную для понимания речь, навеянную неправильным истолкованием старого трактата по геополитике (эту книгу, равно как и сотни других, Клод протирал от пыли каждый понедельник).

– Я постараюсь собрать плоды должным образом, – сказал Клод.

– Тебе придется это сделать, так как я уезжаю на четыре недели и оставляю мой «Глобус» в твоем распоряжении. Ты будешь взращивать наше с тобой дело.

Новость шокировала Клода, на что и рассчитывал Ливре.

– Каждый год я посещаю Франкфуртскую книжную ярмарку и еду в Женеву и Невшатель. Я делаю это, чтобы оценить конкуренцию на рынке литературы, лежащей за рамками закона. Я буду улаживать некоторые дела, касающиеся перевозки моих книг. Также мне необходимо разобраться с «Часами любви». Твоего прежнего учителя привлекут к ответственности в скором времени, если он не выполнит заказов. – Клод удержался и не стал задавать вопросов, которые так и просились наружу. – Более того, аптекарь советует полечить мой «вялый желудок». Я должен пройти курс лечения в Монтсеррате. Вот почему я передаю тебе «Глобус». Все уже решено и подготовлено.

И действительно, так оно и было. В день своего отъезда Ливре повесил, ни много ни мало, шестьдесят «перлов» на двойную веревку стола! «Жемчужины» делились на две главные категории – те, что касались организации магазина, они предназначались Клоду, и те, что касались счета книг и заказов, эти были на совести Этьеннетты. Перевозки, описи имущества и салоны по средам отменялись до возвращения Ливре.

В день отъезда Клод проводил продавца книг до депо на площади Мобер. Он загрузил в коляску аптечку из красного дерева и на самый верх поставил «Парижские тайны». Он наблюдал, как Ливре бережно подпоясывает себя и хлопает по карманам, проверяя, на месте ли его книжечка и бумажник, а также перфоратор и бумаги. Затем, даже не помахав рукой на прощание, Ливре уехал, и Клод обрел долгожданную свободу.

Вернувшись в магазин, временный его хозяин начал обустраиваться. Когда он наконец изучил «перлы», ему открылась вся полнота тонкой мести продавца книг. Вместо того чтобы ограничивать Клода, Ливре предоставил ему неслыханное количество прав и возможностей, включая разрешение на проявление своего творческого потенциала. Продавец книг знал, что в таком случае пострадает либо «чудо-чердак», либо Библиополис. Если бы ответственность, которая теперь возлагалась на Клода, не позволила ему заниматься механикой, план Ливре осуществился бы. С другой стороны, если юноша взялся бы за свои медницкие работы и забросил магазин, то у Ливре были все основания действовать быстро и беспощадно. Говоря кратко, вместо того чтобы обязывать Клода, продавец книг поддержал все его стремления. Юноша принял вызов, не догадываясь, что за ним крылось. Игнорируя скрупулезно составленные распоряжения, Клод оторвал одно из них с веревки. Именно этот кусочек бумаги он вскоре приколет к стене чердака, а позже поместит и в трехмерное описание своей жизни. «Перл» гласил: «Если будет свободная минутка после закрытия магазина в субботу, подготовься к лекции о своих исследованиях и оформи витрины».

Ливре был очень чувствителен к собственному вкусу и слеп по отношению к чьему-либо еще. Это ясна читалось в витринах, что проходили по центру магазина. Каждую субботу он менял выставляемые книги, заполняя витрины произведениями давно умерших писателей, которые уже не могли угрожать его самомнению либо вызывать в нем зависть. Под рукой Ливре всегда держал небольшую коллекцию кож, крапчатой бумаги и тканей, которые использовал для оформления витрин. Он мнил себя прекрасным декоратором, раз мог положить голландский ин-фолио на утрехтский бархат. Перед отъездом Ливре окружил перевод «Естественной истории» Плиния Старшего крошечными дорическими колоннами.

Клод убрал гипсовые колонны, чтобы дать выход собственным эмоциям и интересам. В предвкушении других занятий он решил отдать дань уважения тем людям, что повстречались ему в Париже. Клод расчистил пространство для своей хмельной компании – Пьеро, извозчика и Плюмо. В конце концов и Л ив-ре вошел в застекленный пантеон мальчика. Он подумывал включить туда и женщину, однако ни одна представительница слабого пола не заслуживала помещения в витрину. В этом плане познания Клода не отличались глубиной, отчасти из-за молодости, отчасти из-за скромного характера. Правда, когда Этьеннетта справедливо обиделась на то, что ее нет во всех этих приготовлениях, Клод включил и девушку в оформление витрин. Аббата он нарочито забыл.

Проще всего было с Плюмо. Клод расположил одну из его ранних работ – деистскую утопию «Законы природы» – в первую витрину. Этьеннетта удовольствовалась размещением под стеклом таблицы логарифмов, хотя все же немного расстроилась, когда обнаружила в ней ошибку: «Кажется, логарифм 12 не равен 1,0413927».

Извозчик был глубоко тронут книгой, раскрытой на иллюстрации с банкетом. Под самой книгой лежали два больших половника. «Я буквально вижу, как пар поднимается со страницы», – сказал Поль, когда подъехал к магазину и увидел такое проявление почтения к своей персоне. Клод объяснил такой обман зрения тем, что гравюра выполнена в особой «изрезанной» технике.