– Ты все равно ходил по лезвию, перевертыш, – хрипло бросила женщина. – Рано или поздно ты бы допустил ошибку.

– Знаю, – согласился Вим. – Но это не значит, что я должен прощать тех, из-за кого мне пришлось бежать. К тому же… – Дорадо помолчал. – Я вам не верю. Я видел много людей и знаю, что Кодацци постарается меня обмануть. Так что извини.

– Я тебя ненавижу!

Она вспомнила засаду у дома Банума, бегущего от полицейских dd и выстрелы в его преследователей. Заглянуть бы в будущее! Знать бы! И тогда пуля из «узала» полетела бы в Вима.

– В банке сидит крыса. – Дорадо вновь постучал по жестянке. – Я поймал ее, пока ты валялась без сознания. Она голодная, крысы всегда голодные, и злая, добродушие не их черта. Ей не нравится, что ее поймали, так же сильно, как мне не нравится, что меня подставили.

– У вас много общего. Поговорите друг с другом.

Она пыталась продержаться на кураже. Зря. Кураж, он не настоящий, за него цепляются слабаки. Сильный человек замолчал бы, постарался отрешиться от всего и не слушать, что говорит Дорадо.

– Я обнажу тебе живот и поставлю на него банку. – Вим медленно расстегнул на женщине рубашку и задумчиво погладил блестящую кожу. – Крыса не сразу поймет, в чем дело. Сначала она еще больше разозлится из-за того, что ее перевернули, потом обнюхает тебя, ты почувствуешь, как усики щекочут кожу. Но это станет последним невинным ощущением. Через некоторое время крыса догадается, что у нее под лапами плоть, скорее всего потому, что поцарапает тебя когтями. Почувствовав кровь, крыса начнет грызть тебя, одновременно наедаясь и пытаясь найти выход из западни.

– Ты не посмеешь, – прошептала Хала.

– А ты будешь жить. И чувствовать, что тебя едят.

– Не посмеешь…

Но видела – посмеет. Еще как посмеет. Перед ней сидел не маньяк, не психопат и не садист, но человек, умеющий быть и маньяком, и психопатом, и садистом. Ветеран локальных африканских войн.

– Кодацци сказал, что ему нужен человек, не склонный к излишнему насилию. Я избегал насилия не потому, что боюсь крови, а потому что она мне надоела. И я очень недоволен тем, что из-за вас мне вновь пришлось окунуться в грязь.

Они помолчали. В банке шуршала крыса.

– Теперь, когда каждый из нас готов к началу переговоров, я задам тебе первый вопрос…

Люди, люди, люди…

Страны Исламского Союза считались перенаселенными, однако только в Анклавах было видно, куда может завести неконтролируемое размножение. Многоэтажные улицы, многоэтажные деловые центры, многоэтажные жилые дома, многоэтажные трущобы. И повсюду – люди. Арабы, белые, китайцы, негры… Женщины в паранджах и хиджабах, безы в серой форме, муниципальные служащие и бродяги, клерки в костюмах и работяги в комбинезонах, и все куда-то идут, все куда-то торопятся, у каждого есть дело, есть заботы.

Люди…

Их много, и с каждым днем становится все больше и больше. Они делят между собой то, что еще в состоянии дать планета, и стараются не думать уже о послезавтрашнем дне. А ведь мир, который живет настоящим, тоже не стоит на месте – он катится в пропасть. И скоро начнет жить прошлым.

Люди.

Вим поймал себя на мысли, что немного отвык от подобного количества окружающих, что испытывает некоторое неудобство и даже легкое беспокойство.

Маленькая рыбка мечтала спрятаться в океане, но испугалась, что растворится в нем…

* * *

анклав: Франкфурт

территория: Испанский квартал

грехи одних отцов падают на других отцов

В любом Анклаве мира на счету каждый акр, каждый квадратный метр, каждый дюйм. Любая свободная или освободившаяся территория сразу же оказывается под пристальным вниманием строительных воротил или муниципальных властей. Закрылся магазин – недели не пройдет, а на его месте уже откроется другой. Или кафе, или бордель. Рухнул дом – немедленно поднимем следующий. Уличный торговец запоздал с оплатой аренды? Ему на смену придет более аккуратный бизнесмен, либо на освободившийся асфальтовый пятачок воткнут торговый автомат. Или рекламный щит. Деревья и кустарники давно изгнаны в большие парки, а что такое клумбы и газоны – помнят лишь жители корпоративных кварталов: перенаселенные Анклавы нуждаются в широких мостовых и широких тротуарах. На протесты экологов власти отвечали стандартно: повальное использование электрического транспорта решило проблему загрязнения воздуха. И большая часть городских насаждений была уничтожена.

Именно благодаря этой политике старая церковь лишилась небольшого уютного сквера, и теперь ее стены выходили прямо на улицу. Впрочем, настоятеля собора гораздо больше волновали души прихожан, а не поведение муниципальных властей.

– Вы хотели о чем-то спросить, сын мой?

Вечерняя служба давно закончилась, добрые католики разбрелись по домам, и в храме остался лишь один мужчина, невысокий крепыш, одетый в неприметную темную куртку и брюки. Охранник предложил настоятелю вывести припозднившегося посетителя, однако священник воспротивился: «Возможно, у человека серьезные проблемы» – и, несмотря на усталость, подошел к мужчине.

– Да, отец, да…

– О чем?

– Я… – Мужчина замялся. – Я хочу понять, в чем сила нашей веры, отец?

– В нас, – спокойно ответил священник. – В ком же еще?

И кивнул стоящему неподалеку охраннику: «Все в порядке».

– Так просто?

– А вы ищете сложный ответ на простой вопрос?

– Я ищу себя.

– А мне кажется, вы ищете помощь.

– Одному мне не справиться, – криво усмехнулся мужчина. – Жизнь непростая штука, знаете ли.

– Знаю, – кивнул священник.

– Я много раз слышал фразу, что каждый прокладывает свою дорогу к Богу.

– Можно сказать и так.

– Тогда ответьте, как понять, истинная моя дорога или нет? – Священник открыл было рот, но мужчина не позволил ему говорить: – Но прежде чем вы что-нибудь скажете, не забудьте о том, что вы работаете водителем автобуса на этом маршруте.

– Еще меня называли почтальоном и оператором связи, – рассмеялся священник. – Людям нравится мыслить образно.

– А вы ощущаете себя почтальоном?

– Нет, я ощущаю себя священником. Не более, но и не менее. Я ощущаю себя тем, к кому приходят за советом и поддержкой. К кому приходят в радости и в горе. Я вижу улыбающихся невест и закрытые глаза умерших. Я стараюсь найти слово для каждого, сын мой, потому что именно оно, Слово, было в начале всего, а уже потом появились трансплантаты и таблетки.

– Но куда ведет ваше Слово?

– По правильному пути, сын мой.