Бен вопросительно приподнял брови:

– А где сейчас ваш брат?

– Его уже нет в живых. На позапрошлой неделе мы с Фионой ходили на его могилу, и я ей рассказала о нем.

Фиона возвела глаза к потолку:

– Дядюшка, о котором я ничего не знала и который теперь оказывается мне не дядюшкой.

Она пыталась говорить цинично. Возможно, это был добрый знак.

Бен быстро прикинул в уме, что могло быть на самом деле. Может быть, Виктория пошла на искусственное оплодотворение, чтобы родить ребенка, у которого исключалась бы возможность синдрома Дауна? Достигла ли тогда генетика такого уровня развития? До того, как официально появился первый ребенок из пробирки? А Чандлер-Литтон? Была ли у него, помимо лаборатории Степто, какая-то другая возможность самостоятельно применять ту же технологию? Подозрительным казалось уже то, что в начале восьмидесятых годов Степто и Чандлер-Литтон географически оказались в непосредственной близости друг от друга: лаборатория Чандлер-Литтона располагалась в двадцати минутах езды от клиники Борн-Холл, основанной Степто и Эдвардсом в связи с возросшим спросом на искусственное оплодотворение среди бездетных пар. Но кто сказал, что Стептон или Эдвардс действительно были лично знакомы с Чандлер-Литтоном? Что раньше они вместе работали? А с другой стороны, как тут было поверить в случайное совпадение? Может быть, Чандлер-Литтон все-таки позаимствовал какие-то открытия? У Бена было такое чувство, что он зашел в тупик.

– Возможно, Виктория усыновила ребенка, а потом убедила себя, что он ей родной, – подумал он вслух.

Фиона фыркнула.

– Или они все-таки подменили меня, – буркнула она.

И тут его осенила новая мысль:

– Несколько месяцев тому назад я читал о том, как в одной больнице Ноттингемшира по недосмотру перепутали детей. Одна журналистка из нашей редакции тотчас же сделала на этом материале серию статей, в которой говорилось о подобных случаях. Один такой, я помню, произошел в Чехии, и еще один – в Германии. Оба имели место не так уж давно. И я думаю, если такое может случиться сегодня, то могло случиться и тридцать лет назад. Спросить у нее, доходила ли она в своих расследованиях до этого времени? Кроме того, я могу проверить в архиве.

– Или в Сети! – Фиона вскочила, сбегала в свою комнату и вернулась с ноутбуком. – Что написать в поисковике: «перепутанные младенцы»?

В поисковике на этот запрос имелось более семнадцати миллионов результатов. Фиона ограничила поиск: «Берлин, перепутанные младенцы». Результатов стало значительно меньше. Она добавила: «1978».

Первая запись, которую кликнула Фиона, гласила:

http.www. Wo ist Felicitas[38].de

Это веб-страница Карлы Арним. Пожалуйста, помогите мне найти мою дочь Фелиситу. Она родилась в Берлине, а спустя полгода ее перепутали в больнице и отдали мне вместо нее другого ребенка.

– Кошмарная история, – пробормотала Фиона и продолжила делать новые клики на этой странице.

Страница была оформлена в двуязычном варианте: немецком и английском. Очевидно, Карла Арним была убеждена в том, что ее ребенка подменили, пока она во время инфекционной болезни была разлучена со своей дочерью из-за опасности заражения. Вместо ее дочки ей подсунули другого ребенка, который был болен редкой генной болезнью – синдромом Хатчинсона – Гилфорда.

Я думаю, что ее мать была в невменяемом состоянии и мечтала о здоровом ребенке. Я призываю эту женщину связаться со мной. Неужели она не хочет знать, как жилось ее ребенку все это время?

– Невероятно! – сказала Патрисия.

– Когда-то в Берлине был такой аукционный дом «Маннгеймер—Арним», – негромко сказала Фиона.

Она кликнула на ссылку под названием «Люди, которые могут помочь мне в поисках», и это привело ее на приложение к главной странице:

Вот список людей, видевших Фелиситу в первые шесть месяцев жизни. Я пыталась с ними связаться, но, к сожалению, они не отозвались. С тех пор прошло много времени, но, может быть, кто-то все-таки мне что-нибудь сообщит.

Далее следовало десять имен.

Одно из них было: Тори Чандлер-Литтон.

– Этого не может быть, – изумился Бен.

Патрисия удивленно ахнула.

Фиона громко выдохнула и закусила губу. Она кликнула выходные данные. Там была размещена фотография женщины лет шестидесяти с темными волосами до плеч и большими темными глазами. Очевидно, когда-то она была очень привлекательна. Горе прочертило морщины вокруг ее глаз и губ. Под фотографией значилось имя: «Карла Арним (урожд. Маннгеймер). Акациенштрассе. Берлин».

– Это моя мать? – спросила Фиона.

И тут Бен тоже разглядел то, что Фиона увидела несколькими секундами раньше: разительное сходство Фионы и женщины с этой фотографии.

Ее до сих пор всякий раз поражало, какое наслаждение ему доставляло ее тело. Как он старался потрогать каждый сантиметр ее кожи, покрывая ее поцелуями, как он смотрел на нее, когда они вместе спали. Слишком долго она прожила без мужчины, слишком долго считала, что не должна никого к себе подпускать. Но после первого раза, как оказалась с ним в постели, она сожалела о каждом дне, прожитом без мужчины. Прожитом без него.

Он каждую секунду показывал ей, как страстно ее желает. Проникая в нее, он громко стонал, затем останавливался, заглядывал ей в глаза и целовал, сперва нежно, затем все более страстно. Иногда они часами предавались этому в ее кровати, на полу. В ее квартире не осталось ни одного стула, на котором бы он ее не брал. Иногда, когда у него было мало времени, они не успевали дойти до кровати. Тогда он прижимал ее к стене в прихожей, поднимал юбку, спускал трусики, и они проделывали это стоя. Ради него она стала носить только юбки и платья, ему приятно было знать, что он быстро может ее раздеть.

Сейчас она сидела на нем верхом и двигалась очень медленно. Он стонал от восторга, держа ее груди. Она отбрасывала за спину свои длинные волосы, прогибалась и улыбалась ему сверху. Он обхватил ее, притянул к себе и начал целовать груди. Она знала, что сейчас уже скоро он кончит. Она закрыла глаза, думая только о том, что происходило у нее между ног, и дождалась блаженного взрыва лишь на несколько мгновений раньше его.

Потом они лежали рядом, и он кончиками пальцев поглаживал ее живот. И тут она сказала:

– Ты мне даже не сказал, что насчет Зальцбурга уже окончательно договорился.

Фредерик улыбнулся, не глядя на нее:

– В последнее время, сама знаешь, нам вообще было как-то не до разговоров…