От сильного удара бронемобиль тряхнуло, повело в сторону, Сергею Самоделову пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать его на склоне. Хорошо, что не перевернулись, а то был бы конфуз! Опозорились бы на всю жизнь: тоже мне, вояки, полезли в бой – и оказались перед фрицами колесами вверх! Но все же удалось удержать машину, выровнять ее. Бронемобиль благополучно съехал вниз. Теперь предстояло разобраться с немецкой пушкой…

«Да, ловко придумали, – сказал майор Злобин сам себе, – но и мы не лыком шиты. Сейчас ответим…» Матвею Молохову даже не потребовалось отдавать приказ – сам все понял. Навел на немецкую пушку гранатомет и сделал три выстрела. Практически в упор…

Все было кончено: взрывом у орудия свернуло набок ствол, расчет был перебит – тела разметало по склону. Бронемобиль аккуратно объехал замолчавшую пушку и начал подниматься наверх. Благо склон в этом месте был не такой крутой, как в других местах, можно выбраться.

Выползли и оказались у гитлеровцев на фланге. Получилось почти как на картине известного художника Ильи Репина – «Не ждали».

* * *

Немцы, увлеченные минометно-артиллерийской дуэлью с советскими пушками, не сразу заметили бронемобиль. Они ждали атаки с поля, а тут кто-то появился сбоку… И, как выяснилось, не просто кто-то, а целый бронемобиль.

Когда же все-таки заметили, то от неожиданности на некоторое время даже перестали стрелять – что это за чудо такое? Матвей Молохов этим воспользовался – сделал пару выстрелов из гранатомета. Взрывы накрыли гитлеровские пулеметные и минометные точки…

Однако главной целью были все же панцеры. Ближайший, укрывшись за капониром, вел дуэль с «сорокапятками». Надоело молчать, вот и решил показать свою мощь. Появления бронемобиля он не видел – так был увлечен боем…

В дело вступил Иван Мешков: зря, что ли, его учили, как бороться с танками? Приподнял длинный ствол КОРДа, слегка прищурился и ударил «тройке» в бок. В самое уязвимое место… С очень близкого расстояния. Тяжелые пули с вольфрамовым сердечником легко пробили 30-мм броню и разлетелись внутри смертоносными осколками…

Панцер загорелся, из всех щелей повалил густой, вонючий дым. Немедленно откинулся верхний люк, изнутри показались три фигуры в черных комбинезонах. Мешков срезал их точной очередью. Подождал еще немного, не появится ли еще кто, но больше никто не вылезал…

После этого пришел черед и второго танка. Бронемобиль, огибая немецкие траншеи, покатился в его сторону. И его постигла та же участь, что и первый. Даже быстрее: несколько выстрелов в корму – и дело сделано. Загорелся двигатель, вспыхнули баки, и вскоре сдетонировал боезапас. Лобастую, прямоугольную башню отбросило далеко в сторону. Понятно – из экипажа не выжил никто.

После этого Молохов с Мешковым не спеша, прицельно расстреляли оставшиеся немецкие точки. Подавили, уничтожили, внесли панику… И гитлеровцы не выдержали, начали отступать. Через десять минут бой был уже закончен: в окопах никого не осталось. Ну, кроме убитых и раненых, конечно.

* * *

Майор Злобин открыл дверь бронемобиля – надо бы проветрить машину, а то опять дышать нечем… И заодно выстрелил вверх красную ракету. Это был условный сигнал для полковника Глазунова – путь свободен, можно наступать. На опушке зазвучало нестройное, радостное «ура», бойцы пошли в атаку. Преодолев без сопротивления немецкие позиции, достигли Острова и заняли окраины.

Гитлеровцы отступили в глубь деревни, спрятались за серые, разбитые дома, амбары и сараи, приготовились держать оборону. Надо бы дождаться помощи от генерала Ванделя, ведь наверняка скоро пришлет подкрепление, выручит, не оставит в беде…

Но этим надеждам не суждено было сбыться: с тыла послышались громкие, резкие звуки винтовочных выстрелов, а затем гулко забили пулеметы – это шла на Остров 372-я дивизия полковника Сорокина. Ей наконец удалось форсировать Полисть и прорвать гитлеровскую оборону…

Защитники деревни оказались в кольце, и перед ними встал непростой выбор: или героически погибнуть, обороняя Остров, или отойти назад, спасая свои жизни. Второе было, понятно, предпочтительнее, хотя и являлось прямым нарушением приказа генерала Ванделя – отбиваться до конца.

Небольшими группами, бросив тяжелое вооружение, немцы стали отходить. Только бы добраться до леса, укрыться в нем… Может, русские не станут преследовать? Гитлеровцы понимали, что бой проигран, что деревню им не удержать. Тогда к чему гибнуть, отдавать свои жизни за какой-то клочок земли? К тому же чужой…

Брошенных пулеметов и минометов не было жалко – на складах еще достаточно. А надо – еще наделают. На Третий рейх работает почти вся Европа, наштампуют, сколько требуется. А вот солдата, если погибнет, уже не вернешь. Людские ресурсы у Германии весьма ограниченные, новых призывников скоро брать станет неоткуда…

Не то что у русских: те, похоже, лепят своих воинов прямо из глины. И сразу же посылают на фронт. Десятками, сотнями тысяч, дивизию за дивизией, армию за армией… А сколько еще у них в запасе? Миллион, два миллиона, три? Да есть ли вообще дно у этой бочки? Никто не знает…

И сколько ни убивай русских, а меньше их не становится. Такое впечатление, будто из мертвых восстают… Нет, никогда их не перебить и не победить! Зря вообще мы в эту войну ввязались…

– Ну что ж, Иван, – произнес капитан Лепс, – скоро нам с тобой прощаться…

Мешков тяжело вздохнул: очень ему хотелось еще послужить в составе бронеэкипажа, но просить об этом не смел – боялся, что сочтут настырным, навязчивым. Если предложат – то да, с превеликим удовольствием, но напрашиваться самому… Так не принято! Надо же иметь свою гордость!

Иван знал, что рано или поздно ему придется расстаться с экипажем бронемобиля – взяли же временно, пока шли бои за Спасскую Полисть. Капитан Лепс так и сказал ему: «Будешь пулеметчиком, пока село не возьмем. Сможешь?» Иван пожал плечами: «Конечно, что за вопрос!» Он же третий год как в армии, знает любой пулемет – еще с Зимней кампании, с Финской…

Леонид Анатольевич на это слегка усмехнулся: «Оружие у тебя будет, Иван, особое, ты такого раньше никогда не видел. Но верю – справишься. Ты парень толковый, смекалистый, это я еще в прошлый раз заметил. Значит, сможешь… А потом, после окончания операции, поступишь на курсы младших лейтенантов. С нашей рекомендацией тебя возьмут без всяких разговоров. И станешь ты, Мешков, настоящим красным командиром!»

Иван благодарно кивнул: спасибо, товарищ капитан, оправдаю доверие! Ему и правда хотелось выучиться на лейтенанта, тем более что командиром взвода он уже был, значит, мог расти дальше… Но еще больше ему хотелось служить вместе с бронелетчиками – так Мешков по старой привычке назвал своих знакомых.

Капитан Лепс оказался прав: пулемет был очень непривычным. Как и гранатомет, стрелять из которого его тоже обучили. Да и многое в бронемашине казалось Мешкову странным и диковинным: и необычная внутренняя броня, называемая кевларом, и приборы, которыми пользовались его товарищи. Например, прицелы, через которые можно было видеть даже темной ночью или в сплошном тумане… А еще крошечные «пуговки» для связи – сунешь такую в ухо, и все слышишь. Очень удобно! По размеру – как копейка, маленькая, невесомая, а слышно отлично – даже в самый разгар боя. Иван о таких наушниках никогда раньше не слышал. Видел, конечно, шлемофоны у советских танкистов, но те – большие, черные, совсем не похожи на эти крошечные «пуговки»…