В августе 1920 г. вождь мирового пролетариата прислал своей соратнице вполне товарищеское письмо:

«Дорогой друг! Грустно очень было узнать, что Вы пере-устали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли я помочь Вам, устроив в санатории?

Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго устроит отдых, солнце. Он там власть. Подумайте об этом.

Крепко, крепко жму руку».

Нет, не любовное это письмо, а дружеское. Правда, из биографии Ленина видно, что друзей в общепринятом смысле у него не было. Он понимал дружбу только как отношения единомышленников. Был у него, к примеру, в молодости большой приятель Петр Бернгардович Струве. Оба они были марксистами и женились на двух подругах. Надя Крупская и Нина Гердт сблизились еще в гимназии и продолжали поддерживать отношения вплоть до того дня, когда между их мужьями произойдет разрыв по принципиальным причинам.

Когда Ленин впервые попадает в тюрьму, Струве ведет себя как ангел-хранитель семьи Ульяновых. Именно Струве редактирует и издает первую серьезную книгу Ленина «Развитие капитализма в России». Он, кстати, придумывает для ленинского труда это название. Струве находит заработки для сестер Ульянова, материально помогает его брату Дмитрию — словом, ведет себя как член семьи. Когда Ленина ссылают в Шушенское, именно Струве снабжает его свежими газетами и журналами, помогает деньгами, отправляет продуктовые посылки. Потом оба политика оказываются в эмиграции. Они часто встречаются в Мюнхене, в тесном эмигрантском кругу. Но изменения во взглядах охлаждают их прежнюю дружбу. Тогда жены делают попытку примирить бывших друзей. Они организуют чаепитие на нейтральной почве, приглашают старых марксистов Плеханова и Засулич — для поддержки. Но в процессе разговора становится ясно, что два политика, Ленин и Струве, окончательно расходятся в своих взглядах на судьбу России. Нина Гердт делает прощальный подарок Наде Крупской — посылает ей коробку любимого ими обеими мармелада в шоколаде. Их девичьей дружбе пришел конец, каждая принимает сторону своего мужа.

Друзья Ленина — это исключительно его соратники. Ближний круг. Инесса снова в этот круг входит. Конфликт забыт. И Ленин не остается равнодушным. Он лично пишет Серго Орджоникидзе, который прекрасно знал Инессу, учась в школе Лонжюмо:

«Председателю Северо-Кавказского ревкома Серго Орджоникидзе:

Т. Серго!

Инесса Арманд выезжает сегодня. Прошу Вас не забыть Вашего обещания. Надо, чтобы Вы протелеграфировали в Кисловодск, дали распоряжение устроить ее и ее сына как следует и проследить исполнение. Без проверки исполнения ни черта не сделают...»

О чем думал Ленин спустя всего два месяца, когда вдвоем со своей Надюшей брел, едва переставляя ноги, за гробом Инессы, доставленным на Курский вокзал с Северного Кавказа? Эту печальную похоронную процессию описала Елизавета Драбкина, свидетельница события. «Вечером 10 октября мы вышли патрулировать улицы Москвы... Уже почти рассвело, когда, дойдя до Почтамта, мы увидели двигавшуюся нам навстречу похоронную процессию. Черные худые лошади, запряженные цугом, с трудом тащили черный катафалк, на котором стоял очень большой и поэтому особенно страшный свинцовый ящик...мы увидели шедшего за ним Владимира Ильича, а рядом с ним Надежду Константиновну, которая поддерживала его под руку. Было что-то невыразимо скорбное в его опущенных плечах и низко склоненной голове».

Может быть, он сожалел, что не отпустил Инессу на отдых во Францию, куда она просила разрешения поехать?

В Кисловодске хандра, которая вообще Инессе была несвойственна, еще больше усилилась. 1 сентября 1920 г. она пишет в дневнике:

«Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное — почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В.И. И люди чувствуют эту мертвенность во мне, и они отплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили). А сейчас — иссякает и горячее отношение к делу.

Я вовсе не похожа на римскую матрону, которая легко жертвует своими детьми в интересах республики. Я неимоверно боюсь за своих детей».

Возможно, в ту минуту ей вспомнился давний разговор с Лениным и Крупской о смысле жизни революционеров. О том, что дело превыше всего. Она, конечно, не знала своей дальнейшей судьбы. Не знала, что на ее похоронах Надя Крупская будет безутешно плакать, а Ленин едва не потеряет сознание. И что сразу после скорбной церемонии Надежда Константиновна обнимет младших детей покойной со словами: «Теперь вы наши. Мы с Владимиром Ильичом будем считать вас своей родней».

ЛЮБОВЬ НЕ УМИРАЕТ

В период гласности появилось бессчетное множество публикаций и телевизионных фильмов, разоблачавших моральный облик советских вождей. Тогда-то вдруг и нашлись в Центральном партийном архиве два письма Инессы, в которых содержались намеки на роман.

Инесса — Ленину. 1913 г.:

«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда прежде, какое большое место ты занимал в моей жизни. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я и сейчас обошлась бы без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль...

Ты спрашиваешь, сержусь ли я зато, что ты “провел” расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя».

«Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе — я тебе послала три письма (это четвертое) и телеграмму. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли.

Крепко тебя целую. Я написала также Надежде Константиновне».

Очень странно, что эти письма Инессы к Ленину сохранились. Адресат должен был их уничтожить! Некоторые исследователи ленинского наследия предполагают, что письма сохранила Крупская, ведавшая всей ленинской корреспонденцией.