– Она не вмешивалась, и я действительно не собираюсь жениться, – сообщил Александр Миронов. – Сашка, ты можешь внятно объяснить, что делала в офисе Владимира Петровича?

– Что можно делать в офисе адвоката? – заплакала та. – Консультировалась.

– По какому вопросу? Боже мой, зачем тебе адвокат?

– Да все по тому же вопросу, по которому ты все время ругался со своей матерью, – по квартире.

– Что-о-о-о?

– У Саши всегда были непростые отношения с Аллой Евгеньевной, потому что она отказывалась продавать квартиру, которая осталась ей после развода. Саша был вынужден жить в съемной, и его это бесило, потому что мать осталась одна в пятикомнатных двухэтажных хоромах. Он считал, что квартиру можно продать и купить две поменьше: одну для Аллы Евгеньевны, а вторую для нас. То есть для Саши, конечно.

– Нет никаких «нас».

– Однажды Саша ездил к матери и вернулся в бешенстве, потому что она в очередной раз отказала. Он тогда еще сказал, что, видимо, эту квартиру сможет увидеть только в качестве наследства, потому что, пока его мать жива, она не согласится ее продать. Он очень переживал, и я записалась к Владимиру Петровичу, чтобы узнать, можно ли что-то сделать. Он обеспеченный человек, и если бы женился на Алле Евгеньевне, то его квартиру можно было бы переписать на Сашу, и проблема бы снялась.

– А Сашка, по твоему разумению, став счастливым обладателем собственных квадратных метров, в благодарность женился бы на тебе? – с издевкой в голосе спросила Ирина. – Если ты так считала, то ты еще большая дура, чем я привыкла считать, моя дорогая. Вот только не сходится.

– Что у тебя не сходится?

– Я думаю, что Владимир Петрович послал бы тебя с твоими поползновениями на его жилье с первого же раза.

– Так он меня и послал, – понурилась Шурочка. – Сказал, что его отношения с Аллой Евгеньевной меня не касаются и я не имею никакого права распоряжаться его жилплощадью.

– Но я видела тебя у адвокатского бюро не один раз, – торжествующе припечатала Ирина.

– Я и была там не один раз! – заорала Александра в голос. – Когда я приехала впервые, то оказалось, что Владимир Петрович на больничном. Я знала – у Аллы Евгеньевны ковид, но что он тоже заразился, была не в курсе. Поэтому мне пришлось ехать второй раз, когда он вышел на работу. Но Владимир Петрович плохо себя чувствовал после болезни, испытывал после встречи с важным клиентом сильную слабость, поэтому перенес наш разговор на следующий день. Поговорили мы только на третий раз. Владимир Петрович, ну скажите этой ненормальной!

– Она говорит правду, – пожал плечами адвокат. – Она действительно хотела осчастливить Сашку, а я объяснил ей, что так не делается. И разумеется, с ней у меня не было никакого романа. Что за бред!

– Вот, я же говорила! – Александра обвела собравшихся торжествующим взглядом. – У меня не было ни малейших причин желать смерти Алле Евгеньевне. Да, я всегда хотела стать ее невесткой, так что ищите подозреваемых в другом месте. И уж если говорить начистоту, то есть только один человек, который имел повод избавиться от обузы. Прости, Сашенька, если я сейчас причиню тебе боль, но этот человек – твой отец.

– Что-о-о-о? – взревел Дмитрий Миронов. В этот момент он был похож на раненого быка, несущегося во весь опор на тореадора, тем более Шурочка пришла на торжество в ярко-алом платье. – Помилуй и сохрани, Шура, как тебе вообще пришла в голову такая глупость? Почему я должен был считать Аллу обузой?

– Вам надоело платить ей алименты. – Теперь торжество звучало в голосе молодой женщины, и она явно упивалась тем, что взгляды всех собравшихся устремлены на нее. – Вы в разводе уже пять лет, но продолжаете исправно платить дань, причем немалую. При этом в связи с пандемией у вас начались проблемы в бизнесе, так что каждая копейка на счету.

– Да ты-то об этом откуда знаешь? – Теперь в голосе Миронова звучало удивление. Пожалуй, только оно. Никакого страха в связи с выдвинутым против него обвинением он явно не испытывал. Действительно невиновен или просто у него отличное самообладание?

– Мы с Сашей однажды были приглашены к вам на ужин. Он задерживался, поэтому я пришла раньше. Марина была занята на кухне, а я пошла в гостиную, – хотела полистать альбомы живописи, они у вас отличные. И случайно – подчеркиваю, не специально, а случайно, – услышала ваш разговор по телефону. Вы обсуждали свои долги, Дмитрий Александрович. Долги и проблемы. А про то, что вы платите Алле Евгеньевне оброк, все знают.

– Подожди, я не понял… – Миронов-младший поднялся со стула, и тот с грохотом упал, но парень этого даже не заметил. – Ты обвиняешь отца в том, что он убил мою мать?

– Саша, Сашенька, – залепетала Шурочка, видимо, поняв, что совершила непоправимую ошибку, – я же не в этом смысле. Просто рассказываю о том, что слышала.

– Не слышала, а подслушала, – припечатал Миронов-старший. – Мои проблемы вас, молодая леди, совершенно точно не касаются. Как и проблемы моей семьи в целом. За последние десять минут я узнал, что вы, оказывается, ходили к Владимиру и выпрашивали квартиру для Сашки, пытались заставить Аллу разменять жилье, шпионили за мной, а теперь еще имеете наглость обвинить меня в убийстве? Да я, чтобы вы знали, боготворил Аллу и, если бы она согласилась, с удовольствием бы к ней вернулся.

– Что значит боготворил? – Марина повернула свою изящную голову, блеснули бриллиантовые капельки в ушах. Ее голос чуть дрогнул. – Миронов, ты что, собирался меня бросить и вернуться к своей первой жене?

– Да! – заорал тот. – Я давно уже понял, что совершенно зря развелся. Это было помрачение разума, бес в ребро, который вселяется в каждого мужика за сорок. Мы с Алкой столько лет были единым целым, что наша цельность не нарушилась даже после развода. Да, я так мучительно тебя хотел, что разрушил свой брак и жизнь моей семьи. Но любил я все эти годы только Аллу, просто совсем недавно это понял. Я ходил к ней, чтобы признаться. Предложил вернуть все как было.

– А она что же? – с интересом спросил Владимир Гридин.

– А она очень гордая. Была, – с видимым усилием ответил Миронов, и его голос дрогнул от сдерживаемых рыданий. – Она посмеялась надо мной. Сказала, что разбить хрупкий сосуд легко, а склеить обратно, да еще так, чтобы не осталось трещин, невозможно. Сказала, что если бы я вернулся в первые год-два, то она бы меня простила, потому что очень сильно любила. А теперь поздно. Она встретила тебя, и все, мой