кровожадного зверя, о котором ему столько рассказывал Домисио. Бенто даже заподозрил, что брат придумал Все эти страхи только для того, чтобы подшутить над ним. Однажды утром, когда Бенто готовил кофе, в кухню вошел Висенте.

— Давай я это сделаю. Надоело до смерти сидеть без дела. Капитан, похоже, не нуждается больше в своем куме, хотя ему очень пригодился бы человек, который присмотрел бы за новичками. Не известно еще, кто отдал богу душу во время атаки на Жатоба. Я видел, как твой брат Домисио стрелял… После этой встречи с безумной девушкой его ничего больше не интересует. Он просто озверел. Со мной был паренек, по кличке Зеленая Кобра, из Монтейро. Когда он пришел к нам, ему было лет шестнадцать. Я в жизни не встречал человека более ярого в бою. У этого дьявола тело было точно заговорено. Вот и брат твой такой же. Издалека стреляют или в упор — ему все равно. Это от отчаяния. Когда меня ранило, я сразу почувствовал слабость в ногах и понял, что случилась беда. Крови вытекло немного, но все же я ощущал ее во рту. Плюнул и ничего не увидел, но вкус крови оставался во рту. Я упал возле стены дома, а там лежал Домисио, и я заметил: взгляд у твоего брата был не такой, как у всех, — это был взгляд дьявола. Вспышки выстрелов освещали темноту надвигавшейся ночи, и при свете их, падая, я все видел. Я знал, что плох, но что-то мне подсказывало, что мой последний час еще не пробил. Меня подняли, и кум приказал отступать. Я уверен, что он сделал это из-за меня. И плохо сделал. Кангасейро не имеет права думать о покойнике. Он должен драться. Умирать — это его профессия. Теперь я здесь, но мыслями я с ребятами. Поправился, здоров, а почему-то приказа кума все нет…

На следующий день, когда Бенто собрался в энженьоку, негр уже сидел на пороге дома.

— Сынок, я прямо готов бежать из этого логова. Скажу тебе: я немало побродил по свету, но нигде еще не видел более глухого угла. Весь день я один. Когда тебя нет, на меня находит сам не знаю что. Это не страх, нет. Но все внутри как-то холодеет. Не пойму, что это. В голову лезут всякие мысли. В кангасо я уже больше двадцати лет. С твоим братом, моим кумом Апарисио я вместе с тех пор, когда во главе отряда был еще Луиз Падре, и никогда не случалось со мной такой глупости. Скажу тебе откровенно: я думаю даже иногда, не сходит ли негр Висенте с ума. Вчера, после того как ты ушел, примерно в эту же пору, я не тронулся с места. И вдруг, не знаю почему, сжалось у меня сердце В голову полезла всякая чертовщина — я ведь никогда об этом не думал. Мне явился первый человек, которого я убил, и это видение мучило меня до твоего прихода. Я жил тогда в Коите и был еще совсем мальчишкой. Мой отец пострадал от засухи и вынужден был отдать меня в дом некоего Малакиаса, негра, которого очень ценил капитан Деоклесио из Флореса. Этот Деоклесио занимался политикой, и ему нужны были свои люди. Он был очень властолюбивым человеком. У негра Малакиаса было двое сыновей, парни примерного поведения. Жена его обращалась со мной, как с родным сыном. Но вот однажды хозяин пришел домой и сказал нам: «Капитан предложил мне сегодня одно дело, мы должны будем заняться человеком, который взимает «десятину». Он сторонник майора Бонифасио. Видно, он оскорбил кого-то на ярмарке, а тому покровительствует капитан Деоклесио. Этот тип каждый вторник проезжает по дороге, ведущей во Флорес. Нам придется притаиться в камнях, не доходя Анжико, и дождаться его». Мы выполнили приказ капитана Деоклесио. Мне было тогда лет пятнадцать, но я помню все, как будто это случилось вчера. Мы вышли дождливым вечером и стали ждать… Вскоре показался человек на осле, плотно закутанный в плащ. Негр Малакиас прицелился и выстрелил из ружья. Человек свалился с осла, но все же успел вытащить оружие и в свою очередь выстрелил, но промахнулся; негр Малакиас подождал минуту и, увидев, что человек не шевелится, обратился к нам: «Хорошо, теперь нужно захватить доказательство для капитана» — и вытащил нож; человек еще дышал. Я до сих пор вижу его глаза, это были глаза испуганного телка. Пистолет валялся на земле, двуствольный комбле. Негр Малакиас приказал нам: «Отойдите в сторону, ребята. Может, эта тварь притворяется». Но человек не шевелился, как упал на бок, так и остался лежать. Негр приблизился к человеку, отрезал ему оба уха, и даже крови немного было. Потом завернул их в листья. На человеке была сумка матуто, но негр ничего не тронул. На другой день он отнес капитану «вещественное доказательство». Я и сейчас вижу их. Сыновья Малакиаса за все время не произнесли ни слова. Вернувшись домой, я не мог заснуть и всю ночь беспокойно ворочался, как только что вылупившийся птенец урубу. А теперь этот бедняга явился мне вчера и смотрел на меня своими печальными глазами. Чего хочет от меня этот несчастный? Через неделю после этого дела негр Малакиас ушел во Флорес на ярмарку вместе со своим сыном Дудой, очень смирным парнем, он был совсем непохож на отца. Потом оказалось, что за ними следили. Как только они вошли к парикмахеру, в самом центре ярмарки, появился знаменитый в округе мулат Норберто; он выстрелил, и Дуда, не успев пошевелить рукой, замертво свалился на землю. Малакиас вытащил оружие и набросился на убийцу. Он дрался, пока не уложил мулата, но и сам при этом был ранен в правый бок. Его арестовали и посадили в тюрьму во Флоресе. Мы пришли повидаться с ним, он прожил всего три дня. Увидев меня, он сказал: «Висенте, оставайся жить с моим старшим сыном. Меня убили по приказу майора Бонифасио. Тут ничего не поделаешь. Приходится умирать. Мой час пришел, и не нужно слез. Идите к капитану Деоклесио, он не даст вас в обиду». Мы вернулись домой только после похорон. Капитан дал гроб для погребения Малакиаса, потом подошел к его семье и сказал: «Оставайтесь, где живете. Я очень ценил негра Малакиаса». И мы все остались. Сын Малакиаса, Нико, очень подружился со мной. Говоря откровенно, мне хотелось уйти, но я все же остался. Однажды Нико сообщил мне, что его вызывает к себе капитан. Когда мы явились,