Шрифт:
Интервал:
Закладка:
18 февраля 1815 года, ровно через месяц после смерти Эммы Гамильтон, Наполеон, изгнанник на Эльбе, объявляет Друо о своем решении, которое снова потрясет Европу:
– Франция требует моего возвращения. Через несколько дней я покину остров – нация призывает меня!
Несколькими днями раньше он намекнул о своем намерении в разговоре с Понсом де л’Эро, начальником шахт острова.
– Сир, – ответил Понс, – возвращение вашего величества во Францию может вызвать гражданскую, а может быть, и европейскую войну.
– Ни того ни другого не случится.
Наполеон принимал решение не самолично. Преданные ему люди писали, являлись к нему: «Бурбоны непопулярны, их ненавидят…» Кроме того, император знает о заговоре: на Венском конгрессе[33] предложено отнять у него остров Эльба и отправить в ссылку подальше от Европы. Но забудем об истории империи, вернемся к человеку, который сорок шесть лет назад родился на одном из островов Средиземного моря, а теперь стал пленником на другом острове этого моря.
16 февраля Наполеон начал отдавать первые приказы, касающиеся бегства. Друо приказано отремонтировать бриг «Энконстан», погрузить на него пушки, ружья, патроны; казначею Пейрюссу – отправить на борт сундуки с золотом и книгами и т. д. Эти приказы отданы тайно, никто не знает, что поручено другому. Император хитрит, чтобы скрыть свои истинные намерения. Затем предосторожностей становится все меньше, а через несколько дней подготовка уже носит чуть ли не открытый характер.
Разве Наполеон не находится под наблюдением? Конечно находится. Союзники поручили негласный надзор английскому полковнику Кемпбеллу. Сухой, дисциплинированный и флегматичный человек имеет лишь одну слабость – он любит женщин. Кемпбелл увлечен очаровательной итальянской графиней Мимачи и часто отправляется на материк на предоставленном ему фрегате «Партридж». С 14 февраля 1815 года Кемпбелл развлекается в Ливорно.
В воскресенье, 24 февраля, приготовления к бегству ведутся настолько неприкрыто, что все население острова знает об отъезде императора. В порту собралась флотилия из самых разнообразных судов: бриг «Энконстан» (двухмачтовое судно с квадратными парусами, 400–500 регистровых тонн); эсперонада «Каролина» (небольшой мальтийский парусник для каботажного плавания типа тартаны, 30 регистровых тонн); две шебеки – «Этуаль» и «Сен-Жозеф»; полакра «Сент-Эспри» (квадратные паруса, 190 регистровых тонн). Армия – тысяча человек и польские уланы с лошадьми – покидает казармы и грузится на суда.
Жюль Верне. Бегство Наполеона с острова Эльба. 1815
В семь часов вечера уже темно, город освещен фонарями с цветными стеклами. Появляется Наполеон в костюме охотника. Он едет в открытом экипаже в порт под приветственные крики толпы. Когда он выходит из экипажа, восторженная толпа на руках доносит его до «Каролины», которая должна доставить его на «Энконстан».
«Жители Эльбы, благодарю вас за любовь и преданность. Вы были добры ко мне…»
Ему целуют руки. Он с трудом высвобождается из объятий. От этого человека исходит необыкновенная притягательная сила. Поражает удивительное непостоянство толпы: годом раньше эти люди были горячими сторонниками Бурбонов.
С брига «Энконстан» доносится пушечный залп – сигнал к отплытию. Все суда получили один приказ: «Взять курс на Гольф-Жуан, двигаясь как можно дальше от берегов Италии и Корсики. Идти сначала на северо-северо-запад до широты острова Горгона, затем лечь курсом на запад».
Прекрасная погода, спокойное море, благоприятный, но слишком слабый юго-восточный ветер. Всю ночь и весь следующий день флотилия плывет с ужасающей медлительностью. Все решилось 27 февраля.
Первая встреча: далеко на востоке показался «Партридж». Кемпбелл, предупрежденный шпионом, поспешно покинул объятия возлюбленной. Солнце только-только взошло над горизонтом. «Партридж» движется медленно, меняя галсы, чтобы быстрее оказаться на юге. Наблюдатели «Партриджа» менее внимательны, чем наблюдатели на «Энконстане». Они ничего не заметили.
«Надо во что бы то ни стало ускорить ход», – приказывает Наполеон.
«Энконстан» избавляется от двух шлюпок, которые тянул на буксире, однако скорости почти не прибавилось: по-прежнему дует слабый ветер. Тянутся часы. Все молчат. К вечеру наблюдатель брига замечает два фрегата, идущие на юг по левому борту. Позже выясняется, что то были королевские суда «Флер-де-Лис» и «Мельпомена». Солнце стоит над самым горизонтом. С фрегатов их не заметили.
Третья встреча носит водевильный характер. Почти на широте острова Горгона прямо к «Энконстану» направляется парусник под французским флагом. Наполеон приказывает гренадерам лечь на палубу, чтобы их не заметили с приближающегося судна. Будет ли бой? Парусник приближается; один из офицеров говорит:
– Это «Зефир». Я знаю его капитана. Его зовут Андрье.
«Зефир» медленно проплывает рядом с бригом.
– Куда направляетесь? – спрашивает его капитан. Голос разносится над спокойным морем.
Наполеон, спрятавшись позади лейтенанта Тайада, подсказывает: «Скажите, мы идем в Ливорно».
– В Ливорно. А вы?
– В Геную. Как чувствует себя император?
– Превосходно.
Гренадеров никто не видел. «Зефир» удаляется. Когда он исчезает из виду, капитан «Энконстана» приказывает взять курс на запад, на Францию.
Море спокойно. Звездное небо. Ветер чуть усилился, а ночью еще посвежел. 28 февраля на заре новая тревога: в западной части горизонта появляется парус. Он растет – «Энконстан» движется навстречу ему. Стоит ли менять курс, терять время, рисковать? Капитан разглядывает судно в подзорную трубу:
– По меньшей мере шестьдесят пушек. Но он идет на юг.
Парусник величественно удаляется к югу. Море спокойно и пустынно, ветер наполняет паруса флотилии. Наполеон указывает на сияющее голубое небо:
– Взошло солнце Аустерлица!
Последний подарок Средиземного моря, ни разу не предавшего своего сына. Теперь, вдали от него, Орел полетит навстречу своей мрачной судьбе…
Глава седьмая
Лессепс Великолепный
Однажды, весенним утром 1833 года, вице-консул Франции в Александрии, сидя за своим столом, внимательно слушал посетителя, человека лет тридцати пяти с открытым и умным лицом. Правда, одет тот был необычно – морская тужурка, открытая рубашка, узкие длинные брюки, свисающий до колен шелковый шарф. На тужурке вышито крупными буквами: «LE PERE» («Отец»).
– Примите его, если желаете, – сказал перед тем генеральный консул своему заместителю. – Я листал его дело. Сумасшедший. Недавно выпущен из тюрьмы. Я распоряжусь, чтобы его немедленно выслали.
Посетителя звали Проспер Анфантен. Он