Все встало на свои места, картина полностью сложилась, и все преступления были раскрыты. Штерн дождался, пока показания всех свидетелей были записаны, и попрощался с генерал-губернатором, сказав, что его еще в течение недели можно будет найти в Бельцах, где он будет заниматься делами, а потом уедет в Санкт-Петербург.

Наняв в дом новую домоправительницу, вдову купца из уездного города, и разобравшись за неделю в счетах и делах большого поместья, Штерн выехал в столицу. И вот теперь он был зажат в огромном скопище карет, повозок и телег на выезде из первопрестольной.

Только спустя шестнадцать дней вошел уставший поверенный в двери своей конторы на Невском. Тяжелое настроение, навалившееся на него в дороге, в столице еще усугубилось. Уже было известно, что Москва сдана и сгорела. Столица затихла и замерла, как перед последним боем.

Все иностранные коммерсанты, через кого Иван Иванович вел дела с Европой, либо уехали, либо уезжали на днях. Порт закрывался, последние корабли уходили из столицы воюющей России. Нужно было уезжать, пока не поздно. Штерн чутьем опытного коммерсанта понимал, здесь дела до конца войны закончены. Деньги его были в Лондоне, там же, где сейчас жила его самая крупная клиентка. Оставалось одно - уехать в Лондон, если это еще было возможно.

За три дня свернув все свои дела, Иван Иванович оставил на хозяйстве старшего приказчика Ипатова, человека проверенного и преданного ему лично. Он решил сам съездить в порт и купить место на отплывающем корабле, рассчитывая узнать последние новости о торговле в порту. В конторе «Северной звезды», которую он привык видеть по-европейски лощеной, царил беспорядок: приказчики, обычно сидевшие за своими столами и усердно работавшие, сейчас сгрудились вокруг капитана-англичанина, и все втроем жестами пытались ему что-то втолковать. Англичанин не понимал, поэтому сердился и тоже, быстро жестикулируя, пытался на своем языке втолковать русским, что он не будет никого больше ждать, а отплывает завтра.

- О господи, помоги нам, чего он хочет?- старший приказчик, седобородый человек в черном длинном сюртуке, отчаявшись понять, всплеснул руками, - когда он только отплывет?

- Он говорит, что отплывает завтра и больше не будет никого ждать, - перевел Штерн, присоединяясь к разговору.

- Господи, сударь, сам Бог вас нам послал,- обрадовался седобородый приказчик, - переведите ему, чтобы отплывал, мы закрываем контору до весны.

- Я переведу, только я хотел бы отплыть на его корабле. Это возможно?

- Конечно, возможно, - обрадовался приказчик, - груза половину против обычного насобирали, а пассажиров вообще нет. Как начал француз наши корабли топить и в плен брать, так вся коммерция остановилась.

- А где мистер Фокс? - продолжал расспросы поверенный, он знал английского управляющего этой компании несколько лет и не мог поверить, что тот мог из трусости оставить свой пост.

- Не знаем, что с ним стало, - вздохнув, ответил приказчик, - как «Манчестер» ждали-ждали весной, а он так и не пришел, так дела стали плохи. Когда через месяц «Виктория» сюда пришла и привезла вести из Лондона, что сначала французы «Орла» потопили, а потом «Манчестер» в плен взяли, так мистер Фокс и решил с «Викторией» отплыть в Лондон. Но и «Виктория» не доплыла, захватили ее французы. Теперь не знаем, что с ним и с командой стало. Вот «Афродита» целый месяц в порту простояла ни груза, ни пассажиров. Пожалуйста, берите любую каюту.

Поверенный заплатил за каюту, договорился обо всем с капитаном, и вышел, пообещав быть на корабле не позднее половины пятого утра.

Оставалось только одно несделанное дело: передать письмо Кати, написанное ее мужу. Штерн знал, что Алексей в действующей армии, поэтому пока держал письмо у себя, надеясь передать его лично. Но судьба не оставляла выбора, он отплывал завтра на рассвете. Поверенный взял письмо и поехал к дому князей Черкасских на Миллионной улице.

Красивый трехэтажный особняк, украшенный белыми полуколоннами и богатой лепниной по фасаду, встретил его странной тишиной. Лакей, открывший дверь, сразу ушел, не спросив его о цели визита, и только спустя двадцать минут, когда Иван Иванович уже полностью потерял терпение, к нему вышел высокий седой дворецкий с растерянным и заплаканным лицом.

- Чего изволите, сударь?- спросил он, хриплым тихим голосом.

- Я - Иван Иванович Штерн, поверенный вашего хозяина, у меня для него письмо, - Штерн с удивлением посмотрел на странного слугу.

- Какого хозяина, сударь? - дворецкий совсем растерялся.

- Как какого,- взорвался Штерн, - естественно, князя Алексея Николаевича.

- Нет, сударь, больше нашего князя, - слезы ручьем потекли из глаз дворецкого,- погиб наш Алексей Николаевич в сражении этом под Москвой. Князь Василий Никитич вчера приезжал, газету нам показывал, сказал, что теперь он - всему хозяин, а сам на рассвете в Ратманово ускакал.

- Какую газету показывал вам князь Василий? - не веря услышанному, спросил Штерн.

- Да здесь она, - дворецкий зашел в гостиную, выходящую широкими дверями в вестибюль, и вынес поверенному газету.

Это были «Сенатские ведомости» за вчерашний день. В длинном списке отличившихся и погибших под Бородино Иван Иванович увидел скорбную строчку: «светлейший князь Алексей Николаевич Черкасский», вернув газету, он вышел.

Садясь в коляску, Штерн положил письмо княгини обратно в карман, все дела в России были им теперь закончены, одного только он не мог представить, как он скажет Кате, что ее мужа больше нет в живых.

Бабушка Анастасия Илларионовна всегда говорила внучкам, что сентябрь в Ратманово еще летний месяц, и в этом году, как никогда, погода подтверждала ее слова. Несмотря на то, что шли последние дни сентября, погода стояла не просто теплая, а жаркая, яблоки в саду за домом налились красными боками, цветы на клумбах полыхали яркими красками цветущих георгинов и бархатцев, оттеняя нежные краски роз. В этом году даже виноград, обычно не дававший плодов, а посаженный, чтобы красиво оплетать беседки, радовал глаз тяжелыми темными гроздьями.

Но ни теплый сентябрьский день, ни красота цветов не радовали княжну Елену Черкасскую, сидевшую рядом тетушкой возле купальни, установленной на пруду, и наблюдавшую, как плескаются в воде ее младшие сестры.

- Ах, Элен, неужели Москву сдали французам? - графиня Апраксина все время возвращалась к ужасной новости, час назад привезенной из города управляющим,- я в это не верю.

- Тетушка, я тоже не хочу верить, - мягко сказала Елена, стараясь сдерживаться, чтобы ее голос не дрожал. Она по опыту знала, что если тетушка разрыдается, то потом будет себя плохо чувствовать.- Но от Алексея писем нет уже четыре месяца, ведь он обычно так не поступает, а хотя бы раз в месяц присылает письмо.

- Это он так поступал, когда уезжал в другие имения или в Москву, а теперь он воюет, - резонно заметила старая графиня.