Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я вижу, что простая человеческая вежливость чужда нашей прокуратуре, — едко сказал он. — Очень жаль.
— Помощник генерального прокурора Турецкий, — представился Александр Борисович.
Отаров небрежно махнул рукой:
— Я знаю, кто вы такой сегодня. Я знаю всю вашу биографию, начиная с младенческих пеленок. Знаю даже, до какого возраста вы страдали энурезом.
— Вот как? — Теперь уже усмехнулся Турецкий. — И как вы намерены использовать столь ценную информацию?
Отаров одарил Турецкого насмешливым взглядом:
— Ну уж шантажировать вас по этому поводу не стану. Итак, Александр Борисович, о чем вы хотели со мной поговорить? Признаюсь, ваше упорство произвело на меня впечатление. Говорят, вы даже любовницу мою пытались закадрить, чтобы встретиться со мной. — Отаров покосился на Регину и с ухмылкой добавил: — Как говорится, наш пострел везде поспел!
Регина сидела в кресле с безучастным видом, закинув ногу на ногу. Ее глаза скрывали дымчатые стекла очков, а лицо было совершенно спокойным.
— Я пришел сюда, чтобы поговорить об убийстве Елены Канунниковой и ее мужа, — не обращая внимания на ироничный тон Отарова, сказал Александр Борисович.
Отаров кивнул:
— Я догадывался. И согласен поговорить. Но для начала исполните одну мою просьбу. Господин Турецкий, пожалуйста, снимите пиджак, расстегните ворот рубашки и развяжите шнурки ботинок. Я должен быть уверен, что наш разговор не будет записан.
Турецкий снял пиджак и ботинки. Затем расстегнул рубашку.
— Регина, — обратился к любовнице Отаров.
Регина встала с кресла, подошла к Турецкому, присела перед ним на корточки и тщательно обыскала его одежду и обувь. Затем так же молча вернулась на место.
Александр Борисович обулся и оделся.
— Ну вот, — удовлетворенно кивнул Отаров. — Теперь можно и побеседовать. Кстати, может, хотите коньяку? Регина всегда держит для меня бутылочку моего любимого «Камю».
Отаров наклонился, прикрыл рот ребром ладони и прошептал, явно паясничая:
— Она сама коньяк не пьет. Предпочитает красное вино. — Веки Отарова сузились, а глаза полыхнули на Турецкого холодным, ревнивым огнем. — Но у вас уже была возможность об этом узнать, правда?
Турецкий не стал отвечать. Вместо этого он деловито осведомился:
— Вам знакомы фамилии Дашкевич и Халимон?
— Дашкевич и Халимон? — Отаров смешно пошевелил бровями. — Дайте-ка припомнить…
— Эти парни работали на вас, — сказал Турецкий.
— На меня? — продолжая паясничать, поднял брови Отаров. — А, да-да, припоминаю. Они действительно на меня работали. Так сказать, выполняли «грязную работу».
— Какую именно работу?
Отаров пожал плечами:
— Разную. Вы ведь знаете, жизнь бизнесмена в России не сахар. Нужно как-то решать проблемы, и, когда не удается решить их законным путем, бизнесмены прибегают к альтернативным способам.
— К таким, как убийство? — спокойно спросил Турецкий.
Отаров посмотрел на него вприщур и сказал:
— И это тоже способ. Не хуже и не лучше, чем любой другой. С той лишь разницей, что он дороже стоит.
— Спорный вопрос, — сказал Турецкий. И спросил: — Канунникову убили ваши люди?
Отаров вздохнул и откинулся на спинку кресла.
— Александр Борисович, — заговорил он доброжелательным тоном, — у нас с вами деловая встреча, и я понимаю, что вопросы должны ставиться ребром. И все же…
— Вам нечего бояться, — перебил его Турецкий. — Россия далеко. С такими покровителями, как здесь, в Литве, вам ничего не грозит.
Отаров холодно посмотрел на Турецкого:
— Тогда к чему эти вопросы?
— К тому, что я хочу знать, — жестко ответил Александр Борисович. — Знать, а не предполагать. Знать наверняка.
— Но что вам это даст?
— Душевное равновесие, — ответил Турецкий. — Согласитесь, это немало.
Отаров задумчиво усмехнулся:
— Ну хорошо. Хорошо, допустим, я скажу «нет». И что, вы перестанете меня преследовать?
Турецкий покачал головой:
— Нет. У меня есть доказательства вашей причастности к убийству Канунниковой. Есть показания Юдина и Дашкевича. Если вы скажете, что не причастны к убийству, это будет ложью.
— Тогда какого черта вы спрашиваете?
— Я хочу услышать правду, — упрямо повторил Турецкий.
Отаров пожал плечами:
— Глупость какая-то. Ну хорошо… А если я во всем сознаюсь, что это будет означать для меня?
— Ничего. Вы ведь не на допросе, и я ведь не веду протокол. Но мы расставим все точки над «и». Я, конечно, приложу все усилия, чтобы добиться вашей экстрадиции, но мне наверняка откажут, как отказывают и сейчас. И тогда я просто закрою дело.
— Закроете дело? — Отаров поскреб пальцем упитанный подбородок. — Гм… Это уже интересней. Значит, хотите разобраться по гамбургскому счету? Без протоколов и свидетелей?
— Без протоколов и свидетелей, — кивнул Турецкий.
— Черт! — Отаров издал сухой, колючий звук (должно быть, этот звук обозначал у него смех). — Забавный вы человек! Очень забавный! Но, как говорится, каждый развлекается по-своему.
— И сходит с ума тоже, — тихо добавила Регина.
— Верно, — кивнул Отаров.
— Регина сказала, что у вас мало времени, — напомнил Турецкий. — Хотелось бы, чтобы вы говорили по существу.
— По существу так по существу.
Лицо Отарова стало жестким и холодным, а глаза превратились в две щелки.
— Вы спросили, замешан ли я в убийстве Канунниковой? — с каким-то жутковатым спокойствием заговорил Отаров. — Так вот, «замешан» — это не то слово. Канунникову убили по моему прямому приказу. Но эта троица слишком скверно справилась со своей работой. Только поэтому вы сидите сейчас передо мной и задаете свои дурацкие вопросы.
В лице Турецкого не дрогнул ни один мускул. Он лишь спокойно кивнул, словно услышал то, что собирался услышать (по сути, так оно и было), и спросил:
— Говоря про «троицу», вы имеете в виду Дашкевича, Халимона и Юдина?
— Да, — ответил Отаров, — я имею в виду этих трех болванов. Они должны были действовать расчетливо и умно, но у них для этого не хватило мозгов. Они даже друг друга прикончить не смогли.
— Ну почему же, — усмехнулся Турецкий. — Дашкевич прикончил Халимона по первому разряду. Хватило одного удара ножом.
— А, бросьте, — поморщился Отаров. — Эти болваны так наследили, что на подозрение их не взял бы только полный идиот. Поначалу нам повезло. Этот следователь… ваш предшественник… как его…