Горация закусила нижнюю губу и, опустившись на колени рядом с неподвижным телом, сунула руку в карман, по которому он столь самоуверенно похлопывал. Нашарив ключ, она вытащила его. Летбридж по-прежнему лежал, не подавая признаков жизни, и она спросила себя, уж не убила ли она его, и метнула испуганный взгляд на дверь. Ни единый звук не нарушал мертвой тишины; всхлипнув от облегчения, она поняла, что слуги уже отправились спать, и поднялась на ноги. На кочерге не осталось следов крови, не было их и на голове Летбриджа – во всяком случае, она их не видела; хотя, не исключено, их скрывал парик, съехавший ему на затылок. Горация вернула кочергу на место подле решетки, подхватила свою накидку и бросилась к двери. Руки у нее дрожали так сильно, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину; наконец ей это удалось, и в следующее мгновение она оказалась в коридоре и потянула на себя засовы на входной двери. Они подались с жутким скрежетом, и она испуганно оглянулась. Распахнув дверь, она закуталась в накидку и сбежала по ступенькам на улицу.

На дороге блестели большие лужи, луна то и дело скрывалась в тяжелых тучах, но дождь ненадолго перестал. На улице царила почти сверхъестественная, жутковатая тишина; с обеих сторон на нее слепо смотрели темные окна, и откуда-то вынырнул резкий порыв ветра, хлопнув Горацию юбками по лодыжкам.

Она почти бегом устремилась в сторону Карсон-стрит. Еще никогда в жизни она не ходила пешком по улицам в такой час и теперь отчаянно молилась о том, чтобы никого не встретить по дороге. Она почти добежала до угла, когда, к своему ужасу, услышала чьи-то голоса. Она притаилась в тени, гадая, что это за припозднившиеся прохожие идут ей навстречу. Их было двое, и двигались они какими-то странными зигзагами. А потом один из них заговорил хорошо знакомым ей голосом, причем язык у него явно заплетался.

– Вот что я тебе скажу, – заявил он. – Ставлю двадцать пять фунтов, что ты ошибаешься!

Горация вскрикнула от облегчения и бросилась вперед, прямо в объятия пораженного гуляки, который пошатнулся и едва не упал от толчка.

– П‑Пел! – всхлипнула она. – О П‑Пел, отведи меня д‑домой!

Виконт удержал равновесие, ухватившись за перила. Растерянно моргая, он недоуменно уставился на сестру и совершил неожиданное открытие.

– Разрази меня гром, это ты, Хорри! – сказал он. – Так-так-так! Ты знаком с моей сестрой, Пом? Это – моя сестра, леди Рул. Хорри, это сэр Роланд Поммерой, мой друг.

Сэр Роланд приветствовал Горацию изысканным поклоном.

– Покорный слуга вашей светлости! – сказал он.

– П‑Пел, отведи меня домой! – взмолилась Горация, ухватив брата за запястье.

– Позвольте мне, мадам! – сказал сэр Роланд, галантно предлагая ей руку. – Буду польщен, если вы окажете мне такую честь.

– Одну минуточку, – скомандовал виконт и грозно нахмурился. – Который час?

– Я н‑не знаю, но должно б‑быть ужасно п‑поздно! – ответила Горация.

– Ни секундой больше двух пополуночи! – заявил сэр Роланд. – Никак не может быть позже. Мы вышли от Монти в половине второго, не так ли? Очень хорошо, значит, сейчас два часа.

– Уже больше, – провозгласил виконт, – а если это так, то меня крайне беспокоит, какого дьявола ты здесь делаешь, Хорри?

– Пел, Пел! – воззвал к виконту его друг. – Помни – здесь присутствуют дамы!

– Именно это я и говорю, – кивнул виконт. – Дамы не гуляют по улицам в два часа ночи. Так, где это мы?

Сэр Роланд задумался.

– Улица Хаф-Мун-стрит, – уверенно заявил он.

– Очень хорошо, – согласился виконт, – а теперь скажи мне, что моя сестра делает на Хаф-Мун-стрит в два часа ночи?

Горация, нетерпеливо прислушиваясь к этому обмену мнениями, дернула брата за руку:

– Не стой на месте, П‑Пел! Я ничего не могла п‑поделать, решительно н‑ничего! И еще я ужасно б‑боюсь, что убила лорда Летбриджа!

– Что?

– Убила л‑лорда Л‑Летбриджа, – Горация вздрогнула всем телом.

– Вздор! – заявил виконт.

– Никакой это не в‑вздор! Я изо всех сил ударила его к‑кочергой, и он упал и лежал н‑неподвижно.

– Куда ты его ударила? – осведомился виконт.

– По голове, – ответила Горация.

Виконт посмотрел на сэра Роланда:

– Ты полагаешь, она убила его, Пом?

– Могла, – рассудительно ответил сэр Роланд.

– Ставлю пять к одному, что не убила, – предложил виконт.

– Принято! – отозвался сэр Роланд.

– Вот что я тебе скажу, – неожиданно заявил виконт. – Я схожу посмотрю.

Горация ухватила его за фалды сюртука:

– Никуда ты не п‑пойдешь! Ты должен отвести меня домой.

– Очень хорошо, – ответил виконт, отказавшись от своих намерений. – Но людей нельзя бить кочергой по голове и в два часа ночи. Это неприлично.

Совершенно неожиданно на помощь Горации пришел сэр Роланд.

– Не согласен, – заявил он. – Почему это ей нельзя ударить Летбриджа кочергой? Тебе он не нравится, да и мне тоже.

– Да, – согласился виконт, признавая справедливость слов приятеля. – Но я не стал бы бить его кочергой. Никогда не слыхал ни о чем подобном.

– Я тоже, – согласился сэр Роланд. – Но я скажу тебе, что думаю по этому поводу: это хорошо, Пел.

– Ты так думаешь? – осведомился виконт.

– Да, – упрямо пробормотал сэр Роланд.

– Что ж, в таком случае идем домой, – сказал виконт, принимая очередное из своих неожиданных решений.

– Слава б‑богу! – в отчаянии вскричала Горация. Взяв брата за руку, она развернула его в нужном направлении. – Сюда, г‑глупое упрямое с‑создание!

Но в это мгновение виконт разглядел ее изысканную прическу, украшенную колыхающимися перьями, и резко остановился.

– Я сразу понял, что с тобой что-то не так, Хорри, – заявил он. – Что ты сделала со своими волосами?

– Н‑ничего, это прическа такая. Н‑называется quesaco. П‑поспешим, Пел!

Сэр Роланд заинтересованно наклонил голову:

– Прошу прощения, мадам, как вы сказали она называется?

– Я сказала quesaco, – ответила Горация, не зная, то ли плакать ей, то ли смеяться. – По-провансальски «что это такое?».

– И что же? – рассудительно осведомился виконт.

– Ох, П‑Пел, я не знаю! Прошу тебя, отведи меня д‑домой!

Виконт позволил сдвинуть себя с места. Они безо всяких приключений миновали Карсон-стрит, и сэр Роланд заметил, что стоит дивная ночь. Ни виконт, ни его сестра никак не отреагировали на эти слова. Его светлость, о чем-то напряженно размышлявший, заявил: