Вопрос был риторическим.

Пройдя к восточной площади, что выглядела просто как большая пустая территория, уложенная гладким камнем и в центре которой стояла очень высокая серая башня с множеством окон, балкончиков и остроконечной крышей, из которой торчала огромная труба. Насколько я могу судить это у них главный телескоп, хотя могу и ошибаться.

По мне странное это место, если задуматься.

В городе, который постоянно укрыт тяжелыми магическими облаками, строить место для наблюдения за звездами как-то непонятно зачем. Была бы она выше облаков или на какой горе, то еще ясно, а так…

Там или магические телескопы, что смотрят сквозь облака, или это место раньше было чем-то другим, а потом назвали вот так. Я не интересовался. Гвен, может, знает, а наша троица спросить забыла.

Сама башня имела лишь один большой вход, по крайней мере, снаружи и возле него стоял какой-то живой человек, закутанный в черную робу. Выглядел парень довольно важно и накинув глубокий капюшон на лицо молча взирал на окружающую суету.

Мы подъехали к башне и спешились, оставив позади Мерли и Бьонда я пошел к магу.

— Добрый…

— Проваливай, грязное отродье, такому как ты ту… — его властная тирада резко прервалась, когда он поднял голову и все же увидел запись в Хрониках. — Ой…

— Вы что-то хотели сказать? — посмотрел я на резко побледневшего колдуна, который явно не ожидал, что элитная нежить будет расхаживать по центру города в таких тряпках. Я пытался найти что-то более приличное, прежде чем ехать, но ничего не нашлось, а задерживаться не хотелось.

— Нет, господин, ничего! — тут же встал он смирно. — Чем могу помочь?

Вот она польза становления высшей нежитью, нижестоящие тебя резко начинают уважать и бояться. Еще совсем недавно народ разве что не плевался мне в спину, просто за неимением слюны, а сейчас старается лишь раз не дерзить. Признаю, мое эго это немного тешит, как когда я прошелся по Рынку, неся на виду шляпу и вилы Свинофермера.

— Письмо от командующего Бахока Змеекуса, главы Мясного Рынка, для властей Обсерватории, — протянул я посылку.

— Немедленно распоряжусь доставить…

— Быстро, — мрачно произнес я. — И чтобы вернулся с подтверждением.

— Есть!

Парень тут же поднял полы своей мантии и словно барышня на балу, у которой резко прихватило желудок, тут же рванул в здание с посланием. Думаю, он быстро справится.

— Живые, — произнес Бьонд, встав рядом со мной. — Обычно я видел их только в качестве торговцев, да издали среди магов… И он… — последние слова он произнес довольно тихо.

— Эти ребята в основном выходцы с Континента Змея, — отвечаю ему. — Да, немало пришедших с торговцами, мракопоклонников и прочих, но основная масса живых магов и ученых тут — это послушники из Змеев.

— А разве Республика Змея — это не официально светлая страна, что с Кольцами, Волканией и Фолкеграном дела ведет? — спросила Мерли. — Чего это они с темными якшаются?

— Так официально они и не якшаются, а это все «по личной инициативе», а потом они возвращаются домой и «отрекаются от зла и возвращаются к добру» вместе с опытом и нужными правительству знаниями. Змеи, конечно, «светлые», но их неприязнь к соседям довольно сильная, а за неимением огромных ресурсов, флота или армии им приходится использовать полулегальные методы.

— О, я читал об этом, — обрадовался Бьонд, что в этот раз сумел быть в курсе нашей темы. — Континент Змея изначально был лишь сборищем колоний от кольценосцев, фолкегранцев и волканцев, а когда началась война с Элигосом, то всем было не до колоний. Вот те, лишившись начальства, поняли, что им друг с другом враждовать не выгодно, и они объединились. Кольценосцам это особо сильно не понравилось и те пытались их силой вернуть, но у них не получилось. Потом были Кулаповые Войны, которые, по слухам им помог решить Раум, за что они всегда тайно поддерживали Дункельхейд. Вот и посылают сюда учиться своих неофитов, которые по возвращению усиливают страну и вражда с соседями продолжается.

— Странно, что Церковь Света подобное допускает, — хмыкнула кошка.

— Так Церковь и не допускает, но вот доказать ничего не может. Да и если они начнут все же давить на Змей, то вылезет Волкания, у них поклонение Тьме вообще считается разрешенной и официальной религией, но они все равно на стороне Света сражаются.

— Это ты про Дагфинна и Северина (1)?

— Ага, — кивнул я. — И… О, вернулся.

Послушник воротился. Вспотевший, хрипло дышит, промок, но задание выполнил и заверил, что письмо было отдано лично в руки одному из глав башни.

На это я лишь молча кивнул и пошел с друзьями прочь от Обсерватории.

Мы свою работу выполнили и теперь у нас есть три свободных дня. Точнее два, ведь на третий еще вернуться нужно. А значит, пора делом заняться.

— Ну-с, идем к дварфам…

1.Дагфинн и Северин — Братья Дня и Ночи, Солнечный Скиталец и Лунный Бродяга. Светлое божество Дагфинн почитается волканцами как их отец и создатель. Он строгий и холодный как горные вершины, а его мудрость сравнима с его бесконечной бородой. Его брат Северин считается темным богом, и Церковь Света запрещает его культы, но для самих волканцев он Бог Смерти и Ночи. Когда Дагфинн уходит спать после дневного дозора, на его место встает Северин, что защищает мир в ночное время. Северин также считается покровителем некромантов, коих у них именуются мортарихане. Так как смерть не в бою у волканцев считается позором, на смертном одре умирающий просит вернуть его к жизни как нежить и дать встреть истинную смерть, как полагается воину.

Квартал Черных Дварфов представлял собой не какой-то там жилой район или место где вообще хоть кто-то мог жить, а что-то непонятное и невразумительное, от которого человеческий мозг сворачивается в трубочку. Ибо как можно спокойно воспринимать место, созданное из металла и камня, с множеством конвейеров и огромной печью, в которой постоянно плавился металл и расходился тонкими струйками повсюду. Температура и духота стояла страшная, не будь я нежитью, лишь с имитацией жизни, то долго бы тут не протянул.

Мерли в отличие от меня более «живая», а потому нахождение в данном месте ей совершенно не нравится. Пахнет тут тоже сильно, но не тухлятиной или гнилью как в канализации, а серой, углем и какими-то другими крайне резкими запахами. Девушке от такого аж дурно стало. Даже Бьонд, которому вообще подобное не страшно, выразился, что жить в подобной обстановке он бы ни хотел.

Шума здесь было даже больше чем духоты и вони, стучали молотки и отбойники, тек расплавленный металл, кто-то что-то пилил, от чего неприятный скрип резал уши, ну и пели что-то на своем, дварфиголе.

Мы вошли под тяжелые металлические крыши этого квартала-кузни и стали продвигаться внутрь среди снующих туда-сюда местных жителей.