По окончании ужина Эрхог пробралась на кухню, где в котле уже была замочена фасоль для завтрашней утренней трапезы. Колдунье не понадобилось много времени, чтобы смешать яд, благо всевозможных сушеных и свежих трав было под рукой в избытке. И отправляя смертоносное зелье в ждущую приготовления пищу, золотоволосая послушница улыбалась совсем не благостной улыбкой.

* * *

Ирен села на постели и накинула на плечи шерстяную мантию. Сон никак не желал приходить. Может быть, в самом деле стоило навестить инквизитора? Хотя бы для того, чтобы позлорадствовать над его неудачей. Правда, в чем именно та заключалась, аббатиса не знала. Да и не очень-то хотела узнавать, потому что глубокие знания зачастую и вовсе не позволяют заснуть.

В дверь тихонько постучали. Ирен недовольно сморщилась, но позволила:

— Войдите!

На пороге покоев возникла ненавистная послушница, казалось, ставшая еще прекраснее, чем прежде. Впрочем, смиренный вид тоже оставался при ней. И это правильно, нечего задирать нос, если дальше все равно ничего не видишь!

— Ваше питье, матушка.

Эвиэль, поклонившись, поставила на столик высокую чашку, тут же распространившую по всей комнате сладкий медовый аромат.

— Питье? Разве я просила о нем? — удивилась аббатиса.

— Так ведь ночи холодные, ветреные… В такие ночи сон сам не приходит.

«Пожалуй», — мысленно согласилась аббатиса. А вслух спросила:

— Кто варил?

— Сестра Урсула.

Эта знает толк в целебных зельях. Должно быть, и самой не спится, а когда заметила свет в покоях аббатисы, решила выслужиться лишний раз, чтобы заполучить немного милости. Ирен усмехнулась. Что ж, если питье окажется действенным…

Она пригубила дымящийся настой. Вкус не был похож ни на что ранее испробованное, напоминал о вине и одновременно отдавал чем-то жженым, то ли углем, то ли травяной золой, но пить было приятно, и аббатиса не отставила чашку в сторону, пока не выпила все. С последним глотком по телу начали разливаться слабость и умиротворение, призывая отправляться обратно в теплую постель, но Ирен вдруг обнаружила, что не может сделать и шага. Вообще не может сдвинуться с места. Даже язык отказывался шевельнуться в оставшихся приоткрытыми губах.

Послушница подняла взгляд от пола на лицо аббатисы, и та с испуганным удивлением поняла, что небесно-голубые глаза смотрят вполне осмысленно и слишком ясно.

— Как вам пришлось по вкусу питье? Не трудитесь отвечать, все равно не сможете! — каркающе расхохоталась Эвиэль. — Теперь любое ваше действие зависит от меня. Только мои приказы позволят вам двигаться или разговаривать. Разумеется, лишь при тщательном их выполнении.

Ирен попыталась проглотить накапливающуюся во рту приторную слюну и не смогла, а вдох спустя почувствовала, как липкие струйки побежали по подбородку.

— Нет, так нехорошо, — заявила послушница и вытерла лицо аббатисы полой ее же мантии. — Вам же еще предстоит покуда оставаться здешней хозяйкой, значит, нужно сохранять хозяйский вид.

Эвиэль взяла в руки чашку, удовлетворенно принюхалась к остаткам питья, а потом, размахнувшись, запустила ее в камин. Хрупкий фарфор, ударившись о каменные плитки, рассыпался осколками, которые, соприкоснувшись с огнем, на мгновение вспыхнули ядовито-изумрудным светом.

* * *

Иоганн натянул одеяло до подбородка и хмуро уставился в потолок, впрочем, оный остался безучастен к неудовольствию брата-инквизитора, раз за разом вспоминающего события прошедшего дня.

Все оказалось напрасным. Единственный свидетель способный оговорить епископа Андерера, умер, обряд воплощения прошел впустую, а виноват в этом… Нет, вовсе не сквайр. Он действовал так, как хотел, и это уже вина самого Иоганна. Нужно было строго указать границы дозволенного. Пригрозить, пока угрозы могли сработать. Хотя как выяснилось потом, и подобные попытки вполне могли пропасть втуне, потому что имперские ассасины обычно не подчиняются никому, кроме императора. Но хотя бы основное поручение, выданное епископом, исполнено и можно возвращаться, не боясь быть обвиненным в неисполнении приказов.

Конечно, следовало бы прихватить с собой что-то из останков, однако для этих целей обычно использовалась голова, которая усилиями сквайра превратилась в бесформенное месиво и больше ни на что не была годна. Да и Всевышний с ней! Проверять толком никто не будет, подождут, не появятся ли новые донесения о бродячих мертвецах, и если все останется по-прежнему тихо, забудут о недостаточном прилежании брата-инквизитора. Если вообще будут слушать его доклад.

Иоганн все больше и больше уверялся, что епископ попросту поспешил отослать дознавателя, столкнувшегося с действием ведьминых колец, подальше, дабы тот не успел поделиться узнанным с кем-то еще, а потом, занятый исполнением поручения, и вовсе забыл о происшедшем. Так и должно было быть, если бы не случилась новая история, столь чудно схожая со старой. И столь бесславно закончившаяся.

Может, и не нужно было ничего затевать? Отловить заговорщиков можно было сразу, тогда и свидетельства были бы на руках, и все необходимые доказательства. А теперь только и остается, что кусать локти..

— Спите, брат? — раздался из-за двери воркующий голос аббатисы.

Иоганн помедлил, решая, как поступить, но все же ответил:

— Нет.

— Позволите войти?

Брат-инквизитор с сожалением откинул одеяло, поднялся и облачился в сутану, торопясь сохранить тепло расслабленного тела.

— Как пожелаете.

Она переступила порог, чуть пошатываясь, словно была немного пьяна. Иоганн присмотрелся к раскрасневшимся щекам и лихорадочно блестящим глазам. И точно, аббатиса навеселе! Пьет с горя, потому что послушница вернулась целой и невредимой?

— Что с вами?

— Нынешняя ночь такая… такая… — Ирен подошла поближе, но не удержалась на ногах и упала. Прямо на грудь инквизитору.

Нельзя сказать, чтобы близость ее тела оказалась неприятной, но сейчас Иоганна занимали совсем иные вещи, нежели влечение плоти.

— Осторожнее, сестра. Так недолго и до…

— Греха? — глуповато хихикнула аббатиса. — Совсем недолго, это верно…

— Что вам нужно? — строго спросил Иоганн, понимая, что даже сильное опьянение не заставило бы Ирен отправиться к злейшему врагу, если бы на то не было веской причины.

— Нужно… поговорить. Но не здесь. — Она приложила палец к губам: — Шшшш! Не здесь. Идемте.

Меньше всего брат-инквизитор желал гулять по ночному аббатству, но женщина, явившаяся в келью гостя в одной ночной сорочке под небрежно накинутой мантией, выглядела трепетно и беззащитно. Так, что ей не хотелось отказывать.

— Идемте, — согласился он, выходя в коридор следом за аббатисой.

Если та искала место, где у стен не было лишних ушей, то подвальный этаж подходил для этого как нельзя лучше, но Ирен не остановилась, пока не уперлась в самый конец галереи.