Я проковыляла из комнаты и пробралась через кухню к задней двери. С трудом ее открыв, я спустилась по ступенькам, чуть не задохнувшись от свежести моего сада.

Мэтью за мной не пошел, и я была рада. Потому что где-то в глубине моей памяти проросло семя истины, принося с собой образы цветов и неотвязчивую мелодию песни, в одно и то же время знакомой и незнакомой.

Памела

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Сентябрь 1811

Мы стояли на сыром песке, наша обувь увязала в нем, так что время от времени нам приходилось поднимать ноги и переставлять их в другое место, но все начиналось снова. Я едва это замечала, сосредоточившись на словах преподобного Мэтьюса, и внимательно слушала, чтобы убедиться, что Джорджина произнесла все правильные слова, и они с Натэниелом по-настоящему женаты.

Для проведения церемонии Джорджина выбрала пляж, и мы на это пошли. Это было единственное решение в отношении ее замужества, где ей было позволено высказать свое мнение, и мы с Джеффри сочли это достаточно безобидным. Ветер взбивал верхушки волн в белую пену, как белые флаги капитуляции, и мне пришло в голову, не думала ли так и сама Джорджина.

Я наблюдала за их лицами, когда они давали обеты любить, почитать и повиноваться, пока смерть не разлучит их. Слова вырывались на ветер, превращавший обеты в безрассудные, опрометчивые обещания. Я поймала себя на мысли, не было ли это изначальным намерением Джорджины.

Как только преподобный Мэтьюс закрыл Библию, маленькое сборище начало понемногу торжественно отходить к дюнам, движения гостей были медленные и неловкие из-за песка, а может быть, и отчего-то еще.

Я собиралась устроить маленький ужин у нас в доме, чтобы отпраздновать свадьбу перед тем, как Джорджина и Натэниел уедут провести свой медовый месяц в Саванне. Однако, взглянув на темнеющее небо, я усомнилась в таком плане: не придется ли отложить их отъезд? – но горячо надеялась, что нет. Им было необходимо уехать отсюда, мне было необходимо, чтобы они уехали. Даже если бы это было только на несколько дней, я хотела снова дышать свободно, не чувствовать спиной обвиняющий взгляд.

Чья-то рука коснулась моего плеча, и я обернулась, ожидая увидеть Джеффри. Но я увидела Джорджину, глаза ее были широко раскрыты, как у ребенка, и полны вопросов. Я остановилась и дала другим нас обогнать. Я старалась не поежиться от ее прикосновения, встретиться с ней взглядом, как будто мне было нечего скрывать.

– Говори быстро, Джорджина. Я должна помочь Леде с ужином. Гости скоро появятся.

Глаза ее бегали, пальцы щипали бледно-желтое платье, где под мышками уже выступили пятна пота. Она взглянула на небо.

– Я думаю, пойдет дождь, – проговорила она.

– Очень вероятно. – Я подобрала юбки. – Поговорим по дороге. Натэниел будет тебя ждать.

Она не шевельнулась на мои слова.

– Плохое предзнаменование для невесты, если в день ее свадьбы идет дождь.

Я смотрела на нее пристально и вспоминала маленькую сестренку, онемевшую на целый год после смерти нашей матери.

– Мы сами творцы своего счастья, Джорджина. И Натэниел любит тебя. Это должно что-то значить.

Презрительная усмешка исказила ее прекрасное лицо.

– Что такое любовь, Памела? Это неустойчивое растение, которое цветет и держится на месте неглубоко лежащими корнями, пока не налетит ветер. – Она взглянула на воду и нахмурилась. – Мне все здесь ненавистно. Всегда было. Мама говорила, что она увезет меня отсюда в Саванну или в Филадельфию. – Она встретилась со мной взглядом. – Еще она говорила, что любит меня, и смотри, что из этого вышло.

Я дернула головой, как будто она меня ударила.

– Ты моя сестра. Я буду всегда тебя любить.

В ее светло-голубых глазах отражалось грозовое небо.

– Когда мама заболела и звала меня, папа послал тебя за ней ухаживать. Он не пускал меня к ней, наказывая меня за что-то, чего я не понимала. Я ее больше не видела, пока она была жива. Ты вошла к ней, и она умерла. Годами я верила, что ты намеренно отняла ее у меня.

Я энергично покачала головой, стараясь вспомнить давно миновавшие события.

– Он не наказывал тебя. Он чувствовал, что ты была еще слишком мала и слаба, чтобы видеть маму в ее болезненном состоянии. Я ухаживала за ней как могла, но она уже давно перестала бороться за жизнь. Я ничего не могла сделать, как только любить тебя как мать и сестра. Что я и делала.

– Тогда почему ты мне не веришь? Я не хотела, чтобы ты заболела. Если бы ты позволила мне прийти к тебе, объяснить, я бы тебе это сказала. Я не разбираюсь в травах, как ты. Неужели ты не можешь поверить, что это был несчастный случай?

Я подумала о пропавшем кувшине с болотной мятой и как я старательно объясняла, как использовать листья, сколько их нужно, чтобы избавиться от насекомых, которые отравляли нам жизнь на острове. И все же это была правда, что она только раз работала со мной в саду и в кухне, где я готовила свои настои. Быть может, она не помнила правильные дозировки. Быть может, я была не права. Но ничего уже не имело значения.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джорджина. Это все, чего я всегда тебе желала.

Она взяла меня за руку и стиснула мое золотое кольцо между пальцами.

– На моем кольце нет надписи «Навсегда». Между мной и Натэниелом нет того, что есть между тобой и Джеффри. Мне кажется, я всегда немного ненавидела за это вас обоих.

Я смотрела, как ветер трепал ее волосы, запутывая пряди как ложь, и нельзя было различить, где они начинались и где кончались.

– Скажи мне, что это неправда, Джорджина. Скажи мне.

Она смотрела через мое плечо на океан.

– Я не могу иметь детей; ты это знала? И пожалуйста, не спрашивай меня, откуда я это знаю – ты не захочешь это услышать. Поэтому маленький Робби так дорог мне. Он часть меня, ты понимаешь? Мы с ним одной крови.

«Я не могу иметь детей». Память о том, как она просила у меня настой болотной мяты, мелькнула у меня в голове и болью отозвалась в сердце.

– Да. Ты его тетка. – Не слышала ли она дрожь в моем голосе? – Он тебя любит.

Широкая улыбка осветила ее лицо.

– Да. Я надеюсь, что ты позволишь мне видеться с ним. Нам с ним хорошо вдвоем, и он стал бы так же горевать, как я, если бы нас разлучили. Я ведь его единственная кровная родственница. Случись что-нибудь с тобой и Джеффри, ты бы не захотела, чтобы он жил у чужих.

– Не будем говорить о таких мрачных вещах в день твоей свадьбы. Я желаю тебе счастья, Джорджина. Пусть мы все будем жить долго, и любовь будет вечной.

Сестра приподняла тонкую бровь:

– Ты действительно в это веришь?

– Да, – отвечала я без колебаний. – И ты тоже это найдешь. Вот увидишь. Поэтому Джеффри и я считаем, что этот брак – самое лучшее для тебя.