* * *

Эмир Тургун, в свое время служивший Араб-Шаху, после гибели последнего в битве с рязанцами переметнулся к Мамаю. Собственно, выбор у эмира Тургуна был невелик. Возвращаться в Синюю Орду ему было не с руки, ибо там правил враждебный ему Урус-хан. Хаджи-Черкес, утвердившийся в Ас-Тархане, был разбит Мамаем. Сидевший в Булгаре ордынский царевич Хасан тягаться с Мамаем тоже не мог, поэтому откупался от него дарами. Формально Тургун присягнул на верность золотоордынскому хану Мухаммеду-Булаку, но по существу он находился в подчинении у Мамая, выполняя все его приказы.

По воле Мамая эмир Тургун приехал в Рязань дождливой осенней порой как посол Золотой Орды.

Олег встречал ордынского посла со всем почетом в каменных палатах своего недостроенного дворца. По такому случаю Олег повелел своим приближенным явиться в тронный зал в своих лучших одеждах, нацепив на себя все имеющиеся золотые украшения. Сам Олег нарядился в длинную греческую тунику-далматику пурпурного цвета с короткими широкими рукавами, подпоясанную золотым поясом и украшенную роскошной вышивкой из золотых ниток. Плащ на Олеге был фиолетового цвета из тяжелой шелковой ткани с орнаментом в виде диковинных птиц. На ногах у Олега были красные сапоги из мягкой кожи, с серебряными бляшками. Голову Олега венчала роскошная золотая корона, украшенная драгоценными каменьями и крошечными образками с ликами святых угодников. С двух сторон, обрамляя лицо князя, с короны свешивались длинные подвески в виде продолговатых золотых желудей, сцепленных друг с другом по четыре с каждой стороны. На груди Олега лежало массивное золотое украшение-бармы в виде медальонов, украшенных зернью, прикрепленных к гибкой золотой пластине с вычеканенным на ней тонким узором.

Трон, на котором восседал Олег, был сработан рязанскими умельцами из бука и кипариса, с медными подлокотниками в виде бегущих пардусов. Широкая спинка трона была украшена резными фигурами львов с оскаленными пастями.

Ордынский посол, вступив в тронный зал, с изумлением открыл рот при виде роскошного чертога с высоким сводчатым потолком, со множеством узких окон, забранных разноцветными стеклами, с мозаичным каменным полом. Свита рязанского князя, сидящая на скамьях вдоль стен, красовалась в длинных кафтанах и опашнях из парчи и алтабаса, блистая золотыми перстнями и ожерельями.

Отвесив поклон сидящему на небольшом возвышении Олегу, эмир Тургун заговорил с ним по-татарски, придав своему скуластому узкоглазому лицу надменное выражение. Тургун передал рязанскому князю устное послание Мамая.

Из этого послания следовало, что Мамай собирает войска для похода на Москву, предлагая Олегу примкнуть к нему, как это уже сделал литовский князь Ягайло.

— Мамай давно уже грозится разорить Москву, — мрачно сказал Олег, выслушав посла, — а сам не смеет перейти Оку, опустошая мои земли. Я ведь заключил союз с Мамаем. Разве так поступают с союзниками?

Тургун принялся винить Олега в том, что Мамай опустошил его владения. Дружина пронского князя, зависимого от Олега, участвовала в битве на Воже в составе рати московского князя. Мало того, сын пронского князя в той сече пленил Мамаева племянника Акбугу. Мамай был сильно этим рассержен, вот почему он решил наказать рязанского князя.

Олег, продолжая хмурить брови, напомнил послу, что благодаря его посредничеству Акбуга получил свободу и смог вернуться в Сарай. Почему Мамай не учитывает этого? К тому же пронский князь выступил против Бегича вопреки запрету Олега.

— Этого зловредного князя уже нет в живых, — добавил при этом Олег. — Пусть Мамай узнает об этом.

— О, для Мамая это будет приятное известие! — расплылся в улыбке желтолицый Тургун.

Олег не стал в присутствии своих бояр обсуждать с ордынским послом условия нового соглашения с Мамаем, поскольку большинство рязанских вельмож были настроены крайне враждебно к любому сближению своего князя с Ордой. Олег встретился с Тургуном за трапезой, вызнав у того, каким войском уже располагает Мамай и какие военные силы он намеревается в скором будущем двинуть на Москву. Захмелевший Тургун выболтал Олегу все, о чем ему было можно говорить и о чем нельзя.

В беседе с Тургуном Олег изобразил себя непримиримым врагом московского князя, против которого он-де готов поднять свои полки по первому зову Мамая. Простоватый Тургун не смог распознать искусное притворство Олега, приняв его заверения в преданности Мамаю за чистую монету.

Тревога была в сердцах людей, увидевших группу конных татар на улицах Рязани, повсюду носивших следы недавнего запустения. Тревогой был объят и Клыч Савельич, кое-как доковылявший на своих больных ногах до каменного княжеского дворца, пахнущего свежей известью и толченым мелом. Клычу Савельичу тоже стало известно о посольстве из Орды.

Позабыв о первоначальной цели своего визита, Клыч Савельич заговорил с Олегом о том, что ныне было на уме у каждого из рязанцев.

— Не о союзе с Мамаем надо помышлять, княже, но о том, как сокрушить Орду общими усилиями русских князей. Слава богу, есть на Руси вождь, готовый возглавить борьбу с нехристями до полной победы! Протяни же руку дружбы московскому князю! Это и станет началом возрождения Рязани.

— Не беспокойся, боярин, на союз с Мамаем я больше не пойду, — сказал Олег, с нескрываемым беспокойством оглядывая Клыча Савельича. — Присядь, а то ноги тебя еле держат. Зачем ты пришел? Сидел бы дома!

— Разве можно назвать домом ту жалкую ладью, где я мыкаюсь с женой и дочерью, — невесело усмехнулся Клыч Савельич, опустившись на стул. — А на новый дом у меня нет денег. Слуг у меня тоже нет, их всех татары в полон угнали.

— Мною уже отдано распоряжение плотникам, — промолвил Олег, усевшись на другой стул. — Скоро у тебя, друже, будет новый терем на месте сгоревшего. Отсыплю я тебе и серебра, чтоб семья твоя была сыта и одета.

— Благодарю, князь, — растроганно проговорил Клыч Савельич. — Однако в Рязани полно людей, кои нуждаются в жилье и пропитании более моего.

— Знаю, боярин, — нахмурился Олег. — Но помочь всем и сразу мне не по силам. Ведь и твой обожаемый Дмитрий далеко не сразу заново отстроил Москву, сгоревшую дотла при сильнейшем пожаре четырнадцать лет тому назад.

Поговорив по душам с Олегом, Клыч Савельич покинул княжеский дворец с чувством радостного воодушевления. Ему было отрадно видеть и сознавать, что в помыслах Олега произошла разительная перемена. Олег был настроен на то, чтобы отомстить Мамаю за недавнее разорение Рязанского княжества. И для осуществления этой мести Олег был готов пойти на сближение с московским князем.

Ковыляя по улице, усыпанной опилками и древесной стружкой, мимо недостроенных теремов и бревенчатых срубов, Клыч Савельич неожиданно столкнулся с боярином Собирадом. Тот мигом догадался, откуда идет Клыч Савельич, поэтому с нетерпением спросил:

— Повидался ли ты с князем, друже?

— Было дело, — улыбаясь, закивал головой Клыч Савельич. — Вот, перемолвился я с князем, и сразу сил у меня прибавилось. Ей-богу!