Капрал взял ее с боязнью, держа на вытянутой руке и таращась полоумными глазами на яркоцветные палочки в прозрачной оболочке. Его помощники замерли с вздохом восхищения.

— Волшебные писалки, — объяснил я. — Будете штрафы людям выписывать или чего вы там мулюете на нарушителей.

Чтобы он скорее понял назначение фломастеров, я вытащил листок белой бумаги, взял из его рук красный фломастер и жирно написал популярное русское слово «х*й». Рябинина взвизгнула от смеха, и илийцы пришли еще в большее недоумение. Тогда я написал рядом с русским словом аналогичное илийское и пояснил:

— Это вам: бумага и волшебные писалки. Дарю в знак глубокого понимания между нами.

— О, господин! — капрал согнулся в почтении, едва не ударившись подбородком о колесо повозки. — Как же вы щедры! Какой великое волшебство! — приговаривал он, пока мы устраивались в повозке.

Отныне путь для нас был свободен. Повозка тронулась по дороге Илийского королевства.

— Цветные перья! Вы отдали ему волшебные цветные перья! — возмущался Дереванш, озираясь на удалявшийся пост. — Никогда в жизни я не видел цветных перьев! А вы ему все отдали!

Казалось, архивариус готов немедленно выпрыгнуть из экипажа и вырвать мой подарок из рук капрала.

— Успокойтесь, мой друг, — я похлопал его по плечу. — У меня еще есть. Я вам подарю. Попозже. Когда Сапожок Пелесоновский обнаружим.

Проехав за пограничный пост еще лиг двадцать, мы остановились, чтобы отобедать в тени дубов у речки. Отсюда уже не так далеко оставалось до Илорги.

— Интересно, что же за празднество готовится у Конфуза? — спросила Рябинина, глядя на обоз, который мы недавно обогнали — теперь он полз по изгибу дороги к мосту.

— Вы знаете графа Конфуза Пико? — архивариус глянул на нее, поднося хлеб с ломтем ветчины ко рту.

— Да, конечно. Мы с ним познакомились в Фолене, в одном культурном салоне, когда представляли мою книгу. Очень милый человек, хорошо разбирается в современной литературе, — Элсирика прислонилась к стволу дерева и мечтательно улыбнулась. — Кстати, он купил здесь очень известный старый замок в трех лигах севернее Илорги. И приглашал меня именно туда. А замок, если я не ошибаюсь, принадлежал в свое время самому герцогу Суру Поризу.

— Самому герцогу Суру Поризу Рыжему? — с недоверием переспросил архивариус.

— Да. За этот замок только в пошлины он заплатил двадцать тысяч гавров — писательница откусила кусочек персика и слизнула с губ сладкий сок.

— Славный должен быть замок. Под стать великому герцогу. Ведь знаете, Поризу Рыжему еще при жизни воздвигли памятник за выдающийся Северный поход, — блистая библиотечным умом, сообщил Дереванш.

Его слова что-то шевельнули в моей памяти, и я произнес вслух:

— Есть часть его в герцога мертвой руке… — тут меня будто в темечко тукнуло: — Господин Дереванш, а вы в курсе, что любого памятника руки как правило мертвые? Ну, чем не тот самый герцог, держащий половинку ключа?!

— О-о! Великолепная мысль, господин Блатомир! — восхитился Дереванш. — Какая глубокая мысль!

Он вскочил с подстилки и нервно заходил возле дуба.

— Боги, вы потрясаете высочайшей проницательностью! — архивариус взметнул взор к небесам, затем живо повернулся ко мне: — Памятник герцогу Суру Поризу! Памятник великому герцогу Суру Поризу! Он же как раз в Илорге! Установлен в пять тысяч девятьсот двадцать шестом году — ровно за двадцать девять лет до того, как Мертарус написал свой знаменитый пергамент! И знаете, что замечательно? — кенесиец победно сверкнул мутными глазками. — Сразу после установки памятника какие-то негодяи выковыряли глаза герцога, которые были из кусочков драгоценного янтаря! Вот вам и ослепленный герцог!

— Отлично. Лишь бы те же негодяи не отломали ему руки. Ведь в одной из них, вероятно, половинка ключа, — предположил я, задницей чувствуя, что удача снова благоволит нам. — Собираемся и сразу едем к памятнику!

Одним глотком я допил пиво, вручил пустую бутылку молчаливому кучеру и направился к повозке. Элсирика и Дереванш спешно укладывали остатки обеденного пиршества в корзинку.

Конец первой книги