Одновременно задачу для самого себя определил и Малярийкин.

Кроме вопросов взаимодействия между взводами и эшелонами, кроме связи с Первым и Вторым вымпелом и теоретическими знаниями по тактике, которыми накачал его Гойгу, Малярийкин обладал ещё одним предметом, необходимым для этого, вероятно, последнего эпизода боя в локации Моховое.

Маляр обладал самым мощным и самым тяжело бронированным танком из всей команды. Это влияло на его дальнейшие действия кардинально. Из пассивного наблюдателя и командира Малярийкин превращался в рядового бойца. А его танк — из впечатляюще красивого командного пункта — в полноценную боевую машину. «Может так и надо, — подумал Малярийкин. — Да и давно пора. А то столько железа впустую пропадает».

В случае участия «Мамонта» в боевых действиях в качестве рядовой «коробки», Малярийкин превращался не только в бойца, танкиста, стрелка, пилота, но ещё и в потенциальный обгорелый труп. Умереть в «Мамонте» было чуть-чуть сложнее, чем в васпе первом. Примерно — на несколько миллионов в конвертируемой валюте. Но всё же очень возможно. Особенно, если мерить жизнь не в дензнаках, а в уровне опасности, которой обладал в бою любой корпус. Очень возможно, что в командной схватке, где заранее известна машина командира противоборствующей группы, катать по локации на «Мамонте» или иной топовой модели бронированного гробика было куда опасней, чем на том же беспонтовом васпе. Потому что беспонтовый васп никому не нужен. На хрен. А вот желающих раздраконить в состояние металлолома элитную командирскую модель — всегда живчиков хоть лопатой отбавляй.

Но сказано — значит сделано. При лобовой атаке на укреплённый рубеж противника (а главное — рубеж невидимый и разящий из глубины леса сквозь оптические просеки) команде Малярийкина мог понадобиться каждый тяжелобронированный танк. И прежде всего — сверхмощный «Мамонт», прокачанный до третьей модификации.

Конечно, всегда был вариант пересесть. Малярийкин, как лидер своей команды и спонсор-плательщик (за Ленин счёт) достаточно свободно распоряжался собственными бойцами. И если бы он попросил кого-то из обладателей Хантера или Викинга пересесть на его «Супер мамонт» — никто бы не отказал. Вот делать так было западло. Как в настоящем бою, так и в игровом. Хоть обладая деньгами, хоть будучи нищим.

Прибыв в первый взвод первого атакующего эшелона Малярийкин впервые в жизни встал на своём Мамонте в строй других боевых машин. До этого, в Ливане и Тотенкопфе деление на команды было условным и реального «командования командой» не было. Координацию или организацию взаимодействия никто не осуществлял. Был и командный чат и голосовая связь и аппараты видеосвязи, но пользовались ими только знакомые между собой танкисты, а если и какие-то иные, то лишь для пустого трёпа. В высшей лиге КТО всё было иначе. Командуя боем уже больше нескольких часов, Малярийкин, пожалуй, только сейчас почувствовал что это такое — командный бой высшей лиги. По-настоящему. Это было нечто, максимально приближённое к реальной танковой войне. Без пехоты и самолётов, но всё же — максимально приближённое. На самом деле.

Первый взвод первого атакующего эшелона встал крайним справа. Командир (теперь уже не Малярийкин, как лидер группы, а всего лишь командир эшелона) поставил задачи командирам отдельных взводов. Проверил размещение боевых машин. Состояние и настроение личного состава. Ещё раз проговорил способы действий танковой линии в наступательном бою, отметил характер предстоящего «лобового» боя. Предупредил о потерях.

В том, что потери будут, никто не сомневался. На то и фронтальная атака — на смерть.

Перед началом фронтального наступления, Малярийкин связался по аппарату голосовой связи с командирами Первого и Второго вымпелов, чтобы проверить, как выполняется ими фланговый маневр. Малярийкин сделал это заранее, так как полагал (и справедливо), что в горячке наступательного и смертельно опасного боя вряд ли сможет осуществлять командование удалёнными подразделениями без задержек.

Согласно докладам, Первый и Второй вымпелы двигались установленным маршрутом в направлении север-северо-запад в обход выступа лесного массива. Через несколько минут, достигнув определенной рекогносцировкой точки входа в лесной массив, Второй вымпел начал развёртывание для атаки. Третий вымпел, прикрываясь курганами и кустарником, невидимый и стремительный, продолжил движение согласно первоначального приказа.

Когда Второй вымпел, завершая свой фланговый маневр, вошёл в лес (пять километров севернее погибших Хантеров) противник встретил его огнём на подходе. Попав под обстрел и будучи сильно впечатлён гибелью Хантеров в подобной же ситуации, командир Второго вымпела вывел свои машины из-под вражеского огня и отступил восточнее лесного массива.

Наличие нового рубежа обороны в точке вторжения Второго вымпела было крайне неприятно. Но предельно понятно. Малярийкин всё же лелеял надежду, что оборонительные рубежи противоборствующей команды не будут растянуты настолько далеко. С другой стороны, ничего иного Малярийкин в принципе не ожидал.

В обстреле Второй группы при попытке входа в лесной массив, заключался и положительный момент. Стреляли незначительными силами (примерно взвод или два — то есть всего шесть стволов). Из лёгких орудий. Что соответствовало не серьёзному заграждению, а скорее, прикрытию, дозору или разведке. Огонь противник вёл уже без применения оптических просек. А напрямую с края лесного массива.

Узнав об этом, Малярийкин понял, что Второй вымпел наткнулся на незначительное охранение, которое выстрелами орудий не столько пыталось предотвратить вторжение малярийкиновцев в глубь леса (а уж тем более истребить их в оборонительном бою на опушке), сколько — предупредить свои более тяжёлые подразделения об опасности с фланга.

В этой обстановке Малярийкин приказал командиру Второго вымпела повторить бросок в лес, усилить давление и атаковать более активно, чтобы рассеять или добить машины вражеского дозорного отряда.

По счастью, Маляр не ошибся. Засады в глубине леса не было. Действительно, на фланге работал всего лишь дозор. Проникнув в лесной массив, Второй вымпел начал развёрнутую атаку.

Командир-танкист понял намерение Малярийкина очень хорошо и больше не пасовал. Не только в аппарат связи, но и непосредственно в воздухе над головой (с расстояния пяти километров), Малярийкин услышал грозный гул артиллерийских орудий Второго вымпела. Гулко заговорили танковые стволы. Пилоты вели по вражескому дозору плотный, уничтожающий огонь. Вскоре легкие машины дозора были рассеяны. Танкисты Второго вымпела без потерь пересекли злополучную опушку леса. Командир Второго вымпела немедленно, как и было ему приказано, выпустил две ракеты зеленого огня. Сделано это было не столько для Малярийкина, который прекрасно слышал доклад своего бойца, сколько для привлечения внимания вражеской команды. Малярийкин — уже в лесу! После ракетного сигнала машины Второго вымпела развернулись в боевой порядок, и начали широким строем прочёсывать местность влево. Одновременно, таким образом, завершая глубокий охват вражеского оборонительного рубежа.

Малярийкин понимал, что проникновение в лес ни в кое мере не гарантирует отсутствие рубежей и точек обороны (тех же оптических просек или эскарпов) в глубине лесного массива. Враг мог прятаться за любым холмом и курганом. Поэтому танки Второго отряда двигались осторожно, ища сквозь оптику пушечные цели и готовые вести огонь на ходу. Огонь, пусть мало результативный в таких обстоятельствах, но необходимый. Хотя бы в целях разведки и отвлечения на себя вражеских сил.