стоянки, мы с Исидой и Олегом вернулись в бункер. Мало чего соображая, улеглись спать.

Среди ночи меня разбудил звонок. Номер не определился. Я даже не сомневался, что звонит похититель. Вскочил с кровати и вышел из комнаты, чтобы не разбудить Исиду.

— Влад, ты меня разочаровываешь, — прозвучал сиплый голос в наушнике.

И всë внутри меня сжалось. В памяти всплыла картина: я под кроватью с зажатым пистолетом на пульках в руках. А по комнате неспешно прохаживается Павел Алексеевич.

— В чëм? — поборов дрожь, спросил я.

— Свою сестру не спешишь спасать. Разве брат так поступает?

— Я приду! Мне нужно время!

Павел Алексеевич рассмеялся, наслаждаясь моим страхом. И смех его пронëсся мурашками по моей коже.

— Я уверен, что придëшь. Но ждать я не люблю, — произнëс он и включил видеосвязь.

Время его как будто и не коснулось. Всë то же осунувшееся злое лицо, острые подбородок и скулы, высокий лоб, бледная кожа. И как двадцать лет назад алым горели искусственные глаза. Он смотрел на меня надменно, будто изучал. А я и сказать ничего не мог. Не хватало духу выдавить ни слова.

— Долго же я тебя искал, прототип, — просипел он, наконец. — Прятаться ты умеешь. Но теперь мне надоело ждать. Я даю тебе ровно сутки, а взамен заберу кое-что у твоей сестры.

Он перевëл камеру вбок. Там связанная лежала Кира. Из-за кляпа она могла лишь мычать, но делала это неустанно.

— Не трогай еë! Не смей! — крикнул я, понимая, что Павел Алексеевич что-то задумал.

— Что говоришь? Я не слышу, — издевался тот.

Он сел рядом с Кирой на корточки, достал нож. Провëл кончиком от пояса к подбородку.

— И какой же штраф тебя придëтся заплатить за брата? — спросил.

Кира истошно завизжала, глаза еë расширились, когда сталь коснулась щеки.

— Не смей еë трогать, слышишь?! Иначе я…

— Иначе ты что? — усмехнулся Павел Алексеевич. — Прототип, ты ничего мне не сможешь сделать, даже если очень захочешь. А вот я могу.

Он схватил за руку Киру. Вытащил из кулака указательный палец и лëгким взмахом ножа отсëк его у основания.

— Сука, ты что делаешь?! — заорал я.

— У тебя есть сутки. Иначе Кира попрощается с чем-нибудь более значимым, — спокойно напомнил Павел Алексеевич и оборвал связь.

А я так и стоял потерянный, растоптанный, с разрозненными мыслями. В голове не укладывалось, что он это сделал. Я и так не собирался затягивать, но ему просто хотелось поиздеваться. Садист недоделанный.

Глава 24

— Я не могу поверить, что ты так запросто пойдëшь в его логово, — хмурилась Исида.

Остаток ночи я провëл на кухне. Спал сидя, уронив голову на руки. Думал, что не смогу уснуть, но в итоге просто вырубился. А на утро меня растолкала Исида. Поначалу удивилась, что я не в кровати, но когда я всë ей объяснил, она погрустнела и попыталась найти нужные слова, чтобы меня утешить.

— И что? Я не могу придумать ничего лучше, — проговорил я, не отрывая взгляда от стола. — Если я не приду, то он убьëт Киру. А если приду, то убьëт меня…

— И еë! — добавила Исида. — Ты же не думаешь, что он еë отпустит?

— Надеюсь. Другого не остаëтся.

Исида положила ладонь мне на руку. Я разглядывал еë тонкие пальчики, потом перевëл взгляд на саму Исиду и увидел слëзы на еë щеках. Ну вот, опять плачет. Но теперь я прекрасно понимал цену каждой слезинки.

— Прости меня, но я снова тебя не послушаю, — сказал и вылез из-за стола.

Из коридора послышались громкие шаги Олега, а через секунду он вошëл на кухню, весь увешанный оружием, словно новогодняя ëлка. Две кабуры с пистолетами на поясе, лазерная винтовка за спиной, в руках автомат да ещё разгрузка с пятью рожками на груди.

— Я готов! — сходу заявил он.

— Для чего? — не понял я.

— Киру спасать, конечно!

— Я пойду один. Это не обсуждается. Не хватало ещё одного друга потерять, — отрезал я, протиснулся мимо Олега в коридор и ушëл в свою комнату.

Хотелось остаться одному перед выездом. Попытаться принять это. Может, смириться.

Наверное, так себя чувствуют неизлечимо больные? Понимают, что смерть уже на пороге, и ничего с этим сделать не получится. Как ни старайся, как не сжимай кулаки от попыток превозмочь болезнь, итог будет один. И лишь самые сильные встречают смерть с широко раскрытыми глазами и вызывающей улыбкой.

Я попытался улыбнуться. Не получилось. Сразу кольнула мысль, что пока я тут лыблюсь, там мучается Кира. Затянул ведь еë водоворот. Отец постарался. Из-за романтических иллюзий натворил дел, что до сих пор аукается. Вот они, попытки изменить мир. Страдания, смерти, изгнание. Стоит ли оно того, если привычный уклад куда проще?

И вдруг в голову пришло самое очевидное, но в то же время и самое безрадостное. Иногда я слышал о смысле жизни. Умники, которых невозможно слушать долго, потому что скоро засыпаешь от их рассуждений, говорили, что человеку неведом смысл его жизни. Дескать, этого и узнать невозможно. Но вот я, генетически модифицированный прототип человека. Смысл моего появления, вся моя суть, это попытка сделать человека будущего. Чуточку более счастливого, немного более уверенного в себе. Но в таком случае своë предназначение я исполнил и могу со спокойной совестью уйти. А люди, несравненно более умные, чем я, доведут дело до конца.

И уже от этого озарения мне стало легче. Вроде всё тоже самое, да и пожить бы я с радостью согласился, но если выбирать между мной и Кирой, то я, по крайней мере, готов.

Я встал и расправил плечи. Вышел на кухню, где по прежнему сидели Исида и Олег.

— Я поехал, наверное.

— Уже? — дрогнувшим голосом спросила Исида.

А Олег вскочил, снова передëрнул затвор.

— Я с тобой!

— Нет. Ты останешься. И ты тоже, — сказал я Исиде, которая было открыла рот. — Это не обсуждается.

— Так нельзя, брат…

— Заткнись и сделай хоть раз то, что я прошу.

Олег понуро пожал мне руку и ушëл. Обиделся, наверное.

— Я надеялась, что ты подождëшь вечера, — призналась Исида и встала. Подошла, прижалась ко мне и ткнулась лицом в грудь. Всхлипнула.

А я поцеловал еë в белоснежную макушку и прошептал:

— Не грусти, Лика. Пообещай мне только одно: не оставляй Виктора Игоревича в покое, пока он не доведëт исследование до конца.

Исида подняла голову, и я увидел еë заплаканное лицо. Встала на цыпочки и нежно поцеловала. А потом, отстранившись, заглянула мне в глаза и прошептала:

— Я сделаю всё, чтобы вытащить