Домна кивнула.

– Сначала всегда глупостей наделаешь, потом привыкаешь и всему учишься. Завтра покажу, как печью пользоваться. Ешьте кашу.

Я зачерпнула ложкой горку гречки, отправила в рот и воскликнула:

– Очень вкусно!

– В русской печи еда лучше всего получается, – отметила хозяйка. – А какие пироги… Устя!

– Че? – отозвалась дремавшая на лавке девушка.

– Завтра с утра тесто заведем, угостим Танечку кулебякой.

– Ладно, – прошептала дочь.

– Устинья!

– Что?

– Ты как матери отвечаешь? – насупилась Домна.

– Ой, простите, – запричитала девушка, одергивая темно-синий свитер, свисавший поверх бесформенной юбки, – я спросонья ляпнула.

– Даже во сне мать почитать надо.

– Прости, мамонька.

– Еще раз услышу такое…

– Ой, ой, виновата я! Не наказывайте, – сжалась в комок Устя, – простите, Христа ради.

– Ступай, проводи Танечку, – приказала мать, увидав, что я доела ужин.

Устя поправила свитер и поклонилась в пояс:

– Готова идтить!

– Спасибо, – я попыталась избавиться от спутницы, – сама великолепно найду дорогу.

– Устя доведет, ей полезно ноги размять, – сурово отмела мои возражения Домна. – Хороших вам снов!

– Спасибо, спокойной ночи, – кивнула я и вышла из избы.

Девушка поплелась за мной.

– Суровая у тебя мама, – сказала я, когда мы миновали пруд.

– С ребенком сиропиться нельзя, – отозвалась Устя, – только вожжи отпустишь, он обнаглеет.

– Ты уже взрослая.

– Коли незамужняя, должна мамоньку слушать, – смиренно ответила Устя, – вот свадьбу сыграем, тогда надо мной муж будет начальник.

– Устя, сколько тебе лет? – поинтересовалась я.

– Не помню, – через минуту ответила провожатая. – А какая разница?

– Действительно, – согласилась я, – глупые формальности. Вы здесь давно живете?

– Ага, – кивнула Устя.

– Года два?

– Ага.

– Может, три?

– Ага.

– Или десять?

– Ага, – Устя спокойно согласилась и с этим предположением.

– Помнишь вашу прежнюю квартиру?

Устинья спустила платок пониже и вздохнула:

– В городе много домов и люди противные.

– Тебя обижали?

Устинья шмыгнула носом.

– Девки тряпками били, а парни один раз хотели в кустах раздеть, да мамочка пришла. Потом мы сюда переехали, здесь хорошо. Мне конфет дают.

– Спасибо, мы пришли, спокойной ночи!

– И вам на кровати не маяться, – заулыбалась Устя. – К завтрему мамонька пирогов испечеть, а я принесу.

– Спасибо, милая.

– Прощевайте, – сказала Устя и, подергав в очередной раз свой темно-синий свитер, исчезла в кустах.

Я вошла в избу, на ощупь добралась до кровати, сорвала с себя футболку, брюки и рухнула на жесткий комкастый матрас. Интересно, сколько все же лет Устинье? Не по уму, а по паспорту? Лицо девушки разглядеть трудно, лоб постоянно прикрыт платком. Однако я заметила две предательские морщинки, тянущиеся вниз от уголков рта. Вероятнее всего, Усте и правда за тридцать. А Домне, похоже, подкатывает к шестидесяти. Бедная Устя… таким, как она, не суждено создать семью. Хотя девушка уже второй раз упоминает про жениха. Может, ей повезло, Домна отыскала человека, который оценит по достоинству ее дочку?

Утром я внимательно изучила свою одежду. С джинсами ничего плохого не случилось, футболка, как ни странно, тоже выглядела относительно прилично. Хорошо, что она была не светлой, вот тогда бы пятнышки крови выделялись на ткани. Но белый цвет полнит, поэтому я старательно избегаю его, мой гардероб состоит в основном из вещей темных. Вчера я нацепила коричневую майку, а капли крови спустя некоторое время теряют красный цвет. И сейчас я могла преспокойно натянуть ту же футболку. Конечно, она немного помята, но это ничего.

Я стала выворачивать одежду. Хорошо, что вчера на мне не блузка с пуговицами была, не то я бы непременно растеряла их. Внезапно в голове зашевелились мысли: пуговицы… темная футболка… кровь…

– Татьян! – донеслось со двора.

Я высунулась в окно.

– Пирожки на крыльце, – крикнула Устя, убегая, – мамонька принесть велели.

Тронутая до глубины души заботой Домны, я взяла тарелку, слопала удивительно вкусную выпечку, вышла из избы и направилась к выходу из деревни. Погода обещала быть прекрасной, на не по-московски голубом небе не было ни облачка. Хоть и жаль кардиган, сдернутый бродячей собакой, но он мне не понадобится.

Улыбаясь солнышку, я добралась до магазина «Рюи Блаз», ткнулась в запертую дверь и увидела объявление: «Торговая точка ликвидирована».

Маленькая неудача не испортила отличного настроения. Решив не сдаваться, я вышла на проспект, дошла до метро, нашла киоск с прессой и попросила продавщицу:

– Можно посмотреть вон тот журнал, с актрисой на обложке?

– Гляди, – милостиво разрешила торговка.

Я быстро пролистала чуть липнувшие к пальцам страницы. Точно, память редко меня подводит – вот реклама с курносым парнем. Сейчас куплю издание, сяду в кафе, закажу себе чашечку капучино, выну из сумки украденное фото…

– Сумка! – закричала я. – Моя сумка!

– Украли? – забеспокоилась киоскерша. – Вроде никто не подходил, ты одна стоишь!

– Вот черт… – чуть тише сказала я. – Сумочку потеряла!

– Ну, не повезло тебе, – всплеснула руками газетчица. – И где ж ты ее посеяла? Дорогая вещь? Денег там много было?

Я машинально кивала. Ридикюльчик, по моим меркам, недешевый. Хотя Марта даже щипцами не прикоснется к подобному. И у госпожи Карц тьма аксессуаров, я еще ни разу не видела ее с одной и той же сумкой. Переодеваясь, наша светская львица меняет и дополнение к наряду: туфли, клатчи, украшения. Я же в основном хожу с одной объемистой сумкой из черной кожи. Мне нравятся такие – туда входят все необходимые вещи: кошелек, документы, косметика, зонтик, фонарик, книжка, бутылочка воды и прочее. Вот только мобильный я чаще всего засовываю в карман, и Гри постоянно ругает меня за эту привычку.

– Странно, что ты до сих пор не потеряла аппарат, – сказал мне на днях супруг, – он так стремно высовывается из брюк. Либо сам вывалится, либо «добрый» человек приделает ему ноги. На мой взгляд, лучше носить сотовый в сумке.

И вот вам анекдот: я потеряла ридикюль, а не мобильник, который по-прежнему лежит в кармане. Представляю, что скажет Чеслав, когда подчиненная проблеет: