плечи пылают, и, если уж Заяц собирается меня убить, я бы предпочел, чтобы это случилось прямо сейчас. – Я, типа, человек, купающийся в грязной воде?

– Нет! – рявкает он, снова переводя взгляд на меня. – Это все те в Чикаго, кто хочет думать, что их город чист. А ты тот, кто ест бекон, считая себя выше человека, разделавшего свинью.

Я вздыхаю, пытаясь сделать заинтересованный вид, осматривая при этом помещение. Оглядываю двух телохранителей, пытаясь понять, есть ли способ спастись от всей этой хрени. Все это время я потираю запястья внутри веревки, пытаясь постепенно высвободить их. Или просто стираю кожу – трудно сказать.

Заяц закончил со своим монологом. Десятком быстрых взмахов рукой он срезает с меня пиджак. Куски рукавов еще свисают с моих плеч, но торс оголен и кровоточит от пяти-шести мелких порезов. Мяснику доставало умения сделать это, не прикасаясь к коже, но он поранил меня специально. Смочил нож.

Заяц прижимает острие к нижней правой части моего живота.

– Знаешь, что здесь находится? – спрашивает он.

Я не собираюсь играть в его игры.

– Нет, – говорю я.

– Твой аппендикс. Небольшая тканевая трубка длиной три с половиной дюйма, отходящая от твоего толстого кишечника. Вероятно, рудиментарна для современного человека, но довольно заметна, когда инфицируется или воспаляется. Я не вижу шрамов от лапароскопии, так что, полагаю, твой все еще на месте.

Я упрямо молчу, отказываясь включаться в представление.

Мясник кладет лезвие плашмя на ладонь.

– Я хотел дождаться окончания выборов, но вы начали доставлять мне неприятности, врываясь в мое казино и докучая моей любовнице на работе. Так что вот как мы поступим. Галло вернут деньги, которые они у меня украли.

Не знаю, сколько им удалось унести, но надеюсь, там гребаное состояние.

– Ты продашь мне собственность транспортной компании с приличной скидкой.

Нет. Этому тоже не бывать.

– И после избрания ты предоставишь мне любую должность в правительстве на выбор.

Черта с два.

– В качестве первоначального взноса я вырежу твой аппендикс, – продолжает Заяц. – Ты не будешь по нему скучать. Операция, хоть и болезненная в отсутствие анестезии, но не смертельная.

Он заносит лезвие снова и метит им прямо в, очевидно, несущественную часть моих внутренностей. Мясник делает вдох, готовясь проткнуть мою плоть. Затем он начинает вонзать нож мне в живот.

И делает это чертовски медленно.

Закрыв глаза, я изо всех сил сжимаю зубы, но не могу удержать сдавленного стона.

Это охренеть как больно. Я слышал, что быть зарезанным гораздо больнее, чем быть застреленным. Получив не так давно ранение в руку от любящей супруги, я определенно могу засвидетельствовать, что, когда нож медленно, мучительно вонзается в твои кишки, это примерно в сто раз хуже. На лице выступает испарина, мышцы дрожат как никогда. А нож лишь на дюйм или два вошел в мое тело.

– Не волнуйся, – шипит Мясник. – Я скоро закончу – через час или около того.

– Погоди-погоди… – задыхаясь, говорю я.

Он останавливается, не вынимая нож из моего живота.

– Не мог бы ты прерваться на секунду и почесать мне нос? Он зудит, и это сводит меня с ума.

Заяц раздраженно фыркает и напрягает руку, чтобы вонзить нож глубже в тело.

В этот момент сквозь дверной проем летит бутылка, из которой торчит дымящаяся тряпка. Бутылка разбивается о цемент, пылающая жидкость разливается по полу, а осколки раскаленного стекла разлетаются во все стороны. Один из них попадает вышибале на рукав. Тот вертится, пытаясь сбить огонь.

Еще один звук разбитого стекла, за которым следует громкий взрыв где-то неподалеку.

– Разберитесь с этим, – шипит своим парням Заяц.

Блондин тут же отходит и, избегая осколков от коктейля Молотова, исчезает в боковой двери. Вышибала направляется к основному входу, но получает пулю в плечо в ту же секунду, как проходит через него.

– Kurwa mać! – шипит Мясник. Он отпрыгивает за меня на случай, если стрелок решит войти.

Но пока мы ждем, никто не появляется. Заяц явно колеблется – с одной стороны, он не хочет оставлять меня здесь одного. С другой – теперь поляк остался без защиты и понятия не имеет, сколько человек атакует склад. И если в эту дверь ворвутся мои люди, меньше всего ему хочется быть застуканным на месте.

Время идет, мы слышим отдаленные звуки криков и беготни и какой-то грохот, но что происходит, понять невозможно. «Молотов» еще горит – более того, пламя каким-то образом распространилось по всему цементному полу. Возможно, это горит краска, превращаясь в облако едкого черного дыма, от которого мы потеем и кашляем.

Заяц снова матерится. Он подходит к столу, берет в одну руку тесак, а в другую – мачете. Затем поляк быстро выходит в ту же боковую дверь, где исчез его белокурый лейтенант[41].

Оставшись один, тут же начинаю дергаться и разбираться с веревками. Левая рука уже почти полностью онемела, но я все еще могу двигать правой. Тяну изо всех сил. Мои руки, запястья, предплечья и плечи вопят от боли. Кажется, я вот-вот вывихну большой палец. Но, наконец, высвобождаю правую руку.

В ту же секунду в дверь влетает босоногая фигура, перепрыгивая упавшее тело подстреленного в плечо вышибалы.

Это Аида. Ее темные волосы развеваются за ней, словно знамя, пока она несется по полу, ловко маневрируя между языками пламени и осколками стекла, останавливаясь только, чтобы схватить нож со стола. Девушка вкладывает его мне в ладонь.

– Перережь веревку! – кричит она. – Мне не дотянуться!

По ее правой щеке течет кровь. Левая рука обернута тряпкой.

– Ты в порядке? – спрашиваю я и тянусь над головой, глядя на веревку, которая все еще удерживает мою левую руку. – Где твои братья?

– Понятия не имею! – отвечает она. – Эти гопники забрали мой телефон. И пушку тоже – Данте будет в ярости. Я здесь одна!

– Что?! Что это тогда, черт возьми, были за звуки?

– Диверсия! – ликующе отвечает Аида. – Поторопись, прежде чем…

В этот момент веревка расходится, и я обрушиваюсь на цемент. Руки словно больше не крепятся к телу, ноги подкашиваются. Не говоря уже о колотой ране справа.

– Что они с тобой сделали? – дрожащим голосом спрашивает Аида.

– Все в порядке, – говорю я. – Но нам лучше…

В этот момент возвращается светловолосый парень, и с ним еще один человек Зайца. Они вооружены и прямо сейчас стоят в дверях, наставив на нас пушки.

– Не двигайтесь, – говорит блондин.

Воздух сгустился от дыма. Я не уверен, насколько хорошо им нас видно – но наверняка достаточно хорошо, чтобы пристрелить. Я хватаю Аиду за