Облизываю, втягиваю острые соски, а когда ее пальцы сжимают член, голову на отсечение даю, вот-вот кончу. Просто оттого, что она меня трогает. Это какая-то зависимость. Ее прикосновения. Осторожные, невинные, блядь. Но кроет. Так, что в руках себя держать абсолютно невыносимо.

Оттягиваю резинку боксеров, чуть помогаю себе рукой. Несколько раз скольжу головкой по припухлой и уже влажной промежности. От этого тоже башку сносит, оттого, что она мокрая так быстро. Давно заметил, что она моментально распаляется. Моя горячая девочка.

Приподнимаю Аринку под бедра, встаю с кухонного дивана и тут же усаживаю ее на стол. Устраиваюсь между широко разведенных ножек. Склизкая смазка оплетает член. Ощущения на грани.

Жадно трогаю грудь, сжимаю, перекатываю сосок между пальцев. Свободной рукой направляю член в нее, но в последние секунды, прижимаю к клитору. Ласкаю уже не пальцами. Скольжу головкой по набухшей плоти, крепко стискивая зубы, и тянусь к ящику стола.

Арина откидывается на локти, наблюдает за тем, как надеваю презерватив, а потом охает от возвращающейся ласки. Сам себя мучаю, но хочу, чтобы ей было хорошо. Хочу, чтобы кончила не от пальцев.

Дыхание сбивается. Чувствую, что она вот-вот…

Именно в этот момент вхожу на всю длину. Один толчок до основания.

Аринка распахивает закатившиеся глаза. Больно впивается ногтями в мои плечи, сто процентов оставляя отметины. Не шевелюсь. Она тоже. Оба тяжело дышим и смотрим друг на друга.

— Все хорошо? — подаюсь немного вперед. Целую красные щеки, губы.

— Да.

Отзывается и сама скользит мне навстречу, выбивая из легких остатки воздуха.

Смотрю на нее. Такую мокрую, возбужденную, и забрало падает. Делаю несколько толчков, сначала медленных, аккуратных, пристально наблюдая за Аришиной реакцией. Она кусает губы, пытаясь подхватить ритм.

Улыбаюсь. Вхожу глубоко. Немного резковато. Опять замираю.

— Мне нормально, — шепчет мне в губы, когда снова наклоняюсь к ее лицу.

— Хорошо.

Целую, а потом, потом уже себя не сдерживаю.

Ариша

По телу все еще приятная дрожь. Вдохнуть полной грудью не получается. Упираюсь ладонями в Тимкины плечи, чтобы он уже наконец с меня слез, дышать же нечем, и соскальзываю со стола.

В кухне пахнет сексом. Нужно принять душ, но делать мне этого не хочется. Сейчас следы на моем теле — прямые доказательства того, что все это было реально. У нас вышло!

Меня не шандарахнуло приступом боли, я даже удовольствие получила…

Подбираю с пола полотенце и нехотя шагаю в ванную. Азарин следует за мной.

Душ наспех. Поцелуи. Глубокие. На грани добра и зла. Мы либо утопаем в нежности, либо хотим сожрать друг друга.

Когда приезжает такси, Тим снова ловит мои губы. Мы стоим на улице, я на низком старте и с осознанием, что впервые в жизни проклинаю работу, которая нас разлучает. Тим же как маньяк обшаривает меня глазами и курит. Молчим.

Тишина сейчас будет погромче любых слов.

На прощание крепко его обнимаю и бормочу о том, как сильно буду скучать.

В клинике первым делом бегу в кабинет и смотрю свое расписание, которое сама же себе и составляю, чтобы день прошел наиболее продуктивно. К обеду хочется свесить на плечо язык, потому что я ношусь с этажа на этаж как электровеник. Лифтом не пользуюсь. Плюс постоянно на связи с Тимом в чате.

Когда часть врачебного персонала направляется обедать, делаю то же самое.

Папа сидит за столом один. Долго топчусь с подносом у кассы, потому что решаю, стоит ли подсесть к отцу.

Как итог минутой позже отодвигаю для себя стул напротив.

Папа кивает и отламывает кусочек хлеба.

Улыбаюсь. Мы давно не говорили с ним без криков и взаимных претензий, ровно с момента, как Азарин вновь появился в моей жизни.

— Приятного аппетита, — улыбаюсь и вооружаюсь ложкой.

Папа кивает, а прожевав, желает мне того же. Первые минут пять сидим молча. Очень непривычно все это. Мы никогда не ссорились, а теперь вот…

— В гости к нам заглянешь?

Вскидываю взгляд и пытаюсь угадать по выражению отцовского лица его настроение.

— Я вроде не переезжала, — прикусываю губу.

— Это радует, — он усмехается. Теперь уже не отводит глаз. Смотрит пристально, но… тепло.

— Как у тебя дела?

— Как всегда, много бумажной волокиты. У тебя?

— Все хорошо, — не могу сдержать улыбку.

Отец на мою реплику лишь кивает. Но, немного подумав, все же добавляет:

— Это прекрасно. Тим не обижает?

— Пап! — шумно выдыхаю. Вот не может он без своих сомнений.

— Ладно-ладно. Понял уже, что отступать ты не собираешься. Значит, будем жить.

— И что бы это значило?

— Не обижайся, Арина. Я бываю резок. Но, когда у тебя появятся свои дети, ты меня поймешь.

— Мы не делаем ничего плохого, — все же решаюсь донести свои мысли. — Я понимаю, что ты можешь злиться на Азарина, но встречаться и любить его мне.

Папа на пару секунд отворачивается. Замечаю, как стискивает зубы, но это буквально на мгновение. Когда мы снова сталкиваемся взглядами, на его лице нет и толики негативных эмоций. Он спокоен и, можно сказать, пребывает в прекрасном расположении духа.

— Забыли? — протягивает мизинчик, как в детстве.

Первым идет на мировую. Мне хочется заверещать от радости, но я держу лицо. Сдержанно улыбаюсь, но надолго меня не хватает. Улыбка становится шире, а мир вокруг — ярче.

— Забыли, — часто киваю. — Не придирайся к нему больше.

Папа вскидывает руки в примирительном жесте, мол, не буду.

— Дома сегодня заночуешь?

— Да.

— У нас тут с мамой для тебя новость есть.

— Какая?

— Узнаешь.

Неделю спустя…

— Привет! — зажимаю телефон между ухом и плечом, чтобы освободить руки.

— Привет, ты сегодня, как и обещала? Пораньше?

— Да-да, — засовываю лист в ксерокс, — заскочи к нам домой и забери мою машину. Не хочу на такси ехать.

— Понял. А ключи?

— Мама дома.

— Ок. Заберу. Заодно и поздравлю.

— Ага, главное, цветы не бери. У нее токсикоз. Мало ли на запах среагирует.

Тим внимает моим наставлениям, после чего мы прощаемся. Засовываю в ксерокс следующий лист, чтобы сделать копию, а сама, кажется, до сих пор поверить не могу в то, что у меня будет братик или сестренка.