Новый архипастырь, писал в те дни «Журнал Московской патриархии», «совершенно естественно усвоил многие взгляды и принципы» митрополита Московского Филарета (Дроздова), и даже диссертация кандидата богословия владыки Алексия рассматривала взгляды святителя Филарета на воспитание церковью нравственно-правового сознания людей.

Либерализация отношения партии большевиков и властей к церкви принесла свои благоприятные для православных результаты. К 1948 г. в СССР насчитывалось около 14 тыс. храмов (к 1917 г. в Российской империи – 78 897), в которых служило 13 тыс. священнослужителей (к 1917 г. – до 300 тыс.), действовало 85 монастырей.

Правда, не следует преувеличивать «усердие» власти, ведь из 9829 действовавших в СССР к октябрю 1943 г. православных церквей 6500 открылись на оккупированной территории («религиозная политика» гитлеровского режима, исповедовавшего «государственный оккультизм», тема отдельного разговора), в 1944–1945 гг. удовлетворили лишь 9,8 % ходатайств верующих об открытии церквей, отказывали и в возвращении мощей, чудотворных икон, хранившихся в музеях[281].

«…Представьте себе: идет жестокий бой, на нашу передовую лезут, сминая все на своем пути, немецкие танки, и вот в этом кромешном аду я вдруг вижу, как наш батальонный комиссар сорвал с головы каску, рухнул на колени и стал… молиться Богу. Да-да, плача, он бормотал полузабытые с детства слова молитвы, прося у Всевышнего, которого он еще вчера третировал (Курсив наш. – Прим. авт.), пощады и спасения. И понял я тогда: у каждого человека в душе Бог, к которому он когда-нибудь да придет»[282].

Этот потрясающий эпизод приведен в книге, посвященной одному из участников Великой Отечественной войны, для которых она стала началом дороги к Богу, – наместнику Псково-Печерского монастыря архимандриту Алипию (Воронову). Он стал одним из тех, о ком Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий сказал в послании по случаю 60-летия Победы в Великой Отечественной войне: «В огненном горниле испытаний многие обрели или укрепили свою веру. Немало было воинов, которые, исполнив долг ратного служения Родине, после войны стали служить Богу и своему народу в священном сане»[283].

Без тени подозрения

Неподдельный религиозный подъем народа, выстоявшего в страшной войне, определенные послабления со стороны продолжавшего оставаться воинственно-атеистическим режима привели к неожиданному еще несколько лет назад росту воцерковления людей. По молитвам близких затронул он и офицеров Красной армии, среди которых прослойка членов ВКП(б) была особенно высока.

«Много раз я видел в церквях фигуры женщин, склонивших свои колени, опустившихся на холодный каменный пол и с трепетной и горячей молитвой смотревших на пустые глаза икон, – докладывал 25 июля 1945 г. в ЦК КП(б)У один из ведущих в СССР специалистов по “научному атеизму” Б. Кандидов, не на шутку обеспокоенный возможной потерей “фронта работ”. – Плакали и молились с горячей верой, наделялись, что бог – добрый и милосердный, сжалится и спасет их близких, проливавших свою кровь в жестокой борьбе с опасным и страшным врагом»[284].

Для сравнения следует вспомнить, что к началу Великой Отечественной войны в Киеве действовали два храма, а в ряде промышленных областей (Сталинской (ныне – Донецкой), Ворошиловградской, Запорожской и др.) – ни одного! Были закрыты и все монастыри.

«Антирелигиозной пропаганды нет. Научно-просветительская пропаганда этих вопросов не затрагивает. Никто не разъясняет истинного значения этих дикарских обрядов (Церковного служения. – Прим. авт.), их вреда для народа», – сокрушался упомянутый Б. Кандидов, с ностальгией вспоминая времена Союза воинствующих безбожников (СВБ) Емельяна Ярославского (Минея Губельмана). Антирелигиозная секция при Институте философии АН СССР «давно ликвидирована», пишет автор, как и центральный совет СВБ, центральный музей истории религии и атеизма «дышит на ладан». Б. Кандидов «с горя» упрекал церковь… в распространении инфекционных и венерических болезней!

«Научный атеист», хотя и успокаивал себя утверждением о том, что «нынешняя религиозность – явление временное», с тревогой подмечал: «по новой системе строится проповедь, очень большое внимание уделяется искусству (Религиозным сюжетам в искусстве. – Прим. авт.), активизировалась индивидуальная работа с верующими, большое внимание уделяется благотворительности, между духовенством и верующими создана новая система взаимоотношений». Как видим, оценка принципиального безбожника высока и заслуживает быть учтенной и сейчас, при углублении диалога между церковью и обществом.

Власти СССР и лично И. Сталин не могли не признать мощного духовно-патриотического потенциала веры Христовой и Православной церкви. В сентябре 1943 г., как известно, возрождается патриаршество. 31 января – 2 февраля 1945 г. проходит первый (после 1918 г.) Поместный собор Русской православной церкви, утвердивший «Положение о Русской православной церкви». Патриархом Московским и всея Руси был избран митрополит Алексий (Симанский) – сын камергера императорского двора и внук сенатора Российской империи, как особо подчеркивалось в тогдашних документах. Новый архипастырь, писал в те дни «Журнал Московской патриархии», «совершенно естественно усвоил многие взгляды и принципы» митрополита Московского Филарета (Дроздова), и даже диссертация кандидата богословия владыки Алексия рассматривала взгляды святителя Филарета на воспитание церковью нравственно-правового сознания людей[285].

Сталинский «конкордат»

Еще в сентбяре 1943 г. «в пакете» с решением о возрождении патриаршества и послаблениях церкви И. Сталин создал государственный контролирующий орган – Совет по делам РПЦ при Совете народных комиссаров СССР. Совет по делам Русской православной церкви образовали постановлением Совета народных комиссаров СССР № 993 от 14 сентября 1943 г. Его возглавил полковник Наркомата государственной безопасности Георгий Карпов. С 1945 г. он уже – генерал-майор, удостоенный ордена Ленина за «обеспечение» Поместного собора РПЦ 1945 г., возглавивший с мая 1946 г. «религиозный» отдел «О» МГБ СССР.

Г. Карпов (1898–1967), уроженец Кронштадта, служил в «органах» с 1922 г. Возглавляя подразделения НКВД в Карельской АССР и Ленинградской области, печально «прославился» жестоким ведением сфабрикованных дел против «церковно-монархических элементов», а в 1938 г. удостоился ордена Красной Звезды. Когда началась очередная «чистка» чекистов, многих из его коллег расстреляли «за нарушения соцзаконности», а самого Георгия Григорьевича спас перевод в Центральный аппарат НКВД СССР. Но с «церковной линии» в политической контрразведке не уходил, с декабря 1941 г. возглавлял 4-й отдел 3-го (Секретно-политического) управления НКВД, занимаясь «борьбой с церковно-сектантской контрреволюцией». Нужно сказать, что в вопросах религиозной жизни и личностях иерархов он разбирался прекрасно, что и продемонстрировал И. Сталину в длительной беседе перед назначением (прямо по телефону из кабинета вождя чекист и пригласил архиереев РПЦ на ставшую исторической беседу)[286].