Внезапно в лицо мне ударила струя свежего воздуха, кажущегося невероятно сладким после зловония адского логова. Где-то рядом находился выход. Но …ская тварь тоже почти добралась до своей цели и скрежетала почти над самой головой. Стукнуло, и что-то осторожно коснулось моей левой ноги. Взвизгнув от неожиданности, я лягнул неизвестный предмет и от резкого толчка покатился вниз по небольшому склону. Стукнувшись затылком об острый камень, вывалился из узкой щели и оказался посреди неширокого коридорчика. Даже не подумав осмотреться, я подхватил автомат, упавший с плеча, и со всех ног бросился прочь от тёмного отверстия, где продолжал свои экзерсисы кошмарный барабанщик.

И только пробежав около километра по извилистым переходам, уводящим вниз, я позволил себе рухнуть на пол и отдышаться. Жутко ныли ступни, растёртые изодравшимися в клочья носками. Расстёгивать обувь и осматривать пострадавшие конечности я не решался из опасения увидеть нечто неудобоваримое. Горло пересохло до такой степени, что в нём запросто могли расти пустынные кактусы и бродить терпеливые верблюды. Не знаю, чего мне больше хотелось, есть или пить, но общее состояние организма заставляло мигать на приборной панели красный индикатор опасности. Жуткая слабость накатывала тяжёлыми волнами, стремясь утащить и утопить в океане бессилия. Однако нужно было подниматься и брести дальше, иначе я мог навсегда остаться здесь, лёжа под уютной стеночкой.

Первым делом я достал из рюкзака спаренную обойму и заменил израсходованный боезапас. Теперь я мог подстрелить по крайней мере одного паука, буде таковой встретится на моём пути и решит испробовать вкус моего измочаленного тела. После этого использовал автомат в качестве костыля и даже умудрился принять некое, подобное вертикальному, положение. Попутно разорвал куртку на спине, которой упирался в шершавую стену тоннеля. Жизнь – прекрасна!

Освещения здесь почти не было, и это заставляло вспомнить о зимних сумерках. Впрочем, какая разница, день или вечер в этом чёртовом подземелье? Тоска скрутила мой и без того скрюченный желудок и, смешавшись с глубочайшей меланхолией, вынудила проливать обильные слёзы. Минут десять я плакал, не соображая, какое дерьмо со мной происходит и где я вообще нахожусь. Потом понемногу разум пришёл в себя и погнал призрак своего тела вперёд.

За спиной невыносимым грузом болтался мешок, который ещё недавно казался чрезмерно лёгким, а в руке, оттягивая её до самой земли, висел «калашников», вызывая острое желание разжать пальцы и потерять эту смертоносную железяку. Ноги превратились в глиняные столбы, готовые развалиться на каждом шагу. Видимо, я превращался в самого микроскопического колосса на глиняных ногах из тех, которым предстояло рухнуть в ближайшее время. Среди пёстрого хаоса, царившего в голове, единственной светлой нитью выделялась разумная мысль: слишком долго мне не протянуть. Очевидно, мне следовало начинать составление завещания с обращением к родственникам, где будет присутствовать слезливое прощание с женой и дочерью, в котором я покаюсь в своих прегрешениях и прощу жене… Хрена! Не дождётся!

Воткнувшись лбом в колючую стену, я встряхнулся. То ли мне показалось, то ли где-то впереди раздавались человеческие голоса. Весьма вероятно, это была галлюцинация, ну и хрен на неё? Чего ещё терять? Один чёрт мне предстояло сдохнуть в ближайшее время. Опираясь руками о стену, я пополз вперёд, пытаясь удавить в себе слабый росток надежды, родившийся в тот момент, когда я услышал голоса, глухо доносившиеся из глубин каменного лабиринта. И очень скоро меня ожидало очередное серьёзное испытание. В общем, едва не сползая на пол, я добрался до перекрёстка. Здесь тоннель, по которому я пробирался, разветвлялся на три рукава. Один из них шёл абсолютно прямо, второй поворачивал влево и опускался, а последний уходил вправо вверх.

Голоса в этом месте раздавались совершенно отчётливо, поэтому не оставалось никаких сомнений, кто ведёт милую беседу. Глухо бубнил Теодор, и горячо возражал Зверь. Однако во всём этом присутствовала единственная, но очень значительная проблема. Я не мог определить, откуда именно доносятся голоса. Разговор слышался одинаково отовсюду, и я мог бы поклясться, что слышу его даже из того коридора, откуда только явился, а это было совершенно исключено. М-мать!..

В отчаянии я уселся на пол, медленно вращая башкой из стороны в сторону. Может, беседующие начнут приближаться, и тогда я сумею определить верное направление. Во всяком случае, очень на это надеялся. О том, какая лажа произойдёт, если они пойдут в обратном направлении, я старался не думать.

Но время шло, ничего не менялось, и терпение моё лопнуло. Как там говорил ковбой Мальборо (нет, не из «Горбатой горы»), лучше умереть и чувствовать себя спокойно, чем жить и волноваться? Настроение и состояние моё вполне соответствовало этой мысли. Тем более остаток энергии в аккумуляторах тела позволял сделать последний рывок.

Вскарабкавшись по стене и приняв более-менее подобающее гомо сапиенсу скрюченно-прямостоящее положение, я отправился налево. Очевидно, потому, что на спуск требовалось значительно меньше усилий.

Проход оказался совсем узким, поэтому я всё время цеплялся плечами за стены, а иногда и вовсе застревал между ними, но и это оказалось кстати, удержав от пары-другой падений в некоторых критических ситуациях. Свет, и без того тусклый, становился всё слабее, пока я не оказался в темноте, ограниченной двумя светлыми пятнами, одно – сзади, другое – впереди. Поскольку с мраком у меня были связаны некоторые неприятные воспоминания, ещё не успевшие покрыться пылью веков, я прислонился к стене и постарался взять автомат на изготовку.

Громкость беседы оставалась на том же уровне, и я не мог определить, верным ли путём идут товарищи, или же придёт время для сакраментального вопроса: куда ты завёл нас, Сусанин? От давящей темноты и постоянного ожидания опасности нервы напряглись до такой степени, что перед глазами всё поплыло. А разноцветные пятна, качающиеся в воздухе, вообще никуда не уходили, сколько я ни мотал головой.

Впереди, на фоне светлого пятна, мелькнул здоровенный чёрный силуэт, растопыривший конечности для броска, и я тут же нажал на спуск. Большая часть зарядов угодила в стены, запорошив мои и так ни хрена не видящие глаза и дико отрикошечивая в узком пространстве тоннеля. Однако некоторые посланцы ушли по назначению, и раскоряченная фигура пропала, издав отвратительный хлюпающий звук.

Как ни странно, это происшествие прибавило мне сил, и я живее заковылял вперёд, стараясь быстрее добраться до поверженной твари и добить её, если в этом возникнет необходимость.

Остановившись около выхода, я некоторое время тупо рассматривал небольшую светлую пещеру, усыпанную блестящими камешками, напоминающими киношные алмазы. У стены, небрежно сваленные в кучу, лежали помятые мешки, а возле моих ног в позе распластанной лягушки растянулся Швед. Судя по всему, именно его я и подстрелил.

Пребывая в полной растерянности, я шагнул внутрь, и тотчас какая-то невероятно холодная штуковина упёрлась в мой висок. Скосив глаза, я убедился, что это именно то, чего я и опасался, – дуло автомата.

– Нет, этот крендель заставит меня рехнуться, – сказал Зверь и рявкнул: – Брось автомат!