которое он “столбил”, но после зрелых размышлений о “неверности” бутылок, носимых морскими течениями, он заготовил кучу крошечных вымпелочков из свинцовых полосок с выцарапанными на них сакраментальными словами. Эти утверждающие знаки он торжественно и на глазах своих товарищей бросал за борт в местах, какие, по его понятиям, наглядно свидетельствовали, что офицер Сухопутный – вовсе не сухопутный, а морской… И теперь вымпелочки навечно засвидетельствовали его присутствие у острова Медвежий, что в Баренцевом море, и у других островов, например, в Карибском или иных морей, а так же во всех портах захода или на якорных стоянках, где доводилось ему бывать. Когда Василию говорили, что кроме рыб и крабов никто прочесть его “царапины” не сможет, Сухопутный отвечал – главное, что он сам знает, где ступала его “морская нога”. Поначалу он отмечал “памятные” места на карте, висевшей в его каюте над коечкой, куда втыкались булавки с флажками, но после “совета” особиста не разглашать районы плавания ГИСу, ему пришлось карту сменить на небольшой глобус, какой в последнее время был густо утыкан разноцветными бумажками в районах северной Атлантики и европейских морей. И старший лейтенант частенько с любовью гладил глобус “по головке”, приговаривая: “Это мой Васенька… Мы с ним еще много где побываем и всем докажем, что Сухопутный вовсе не сухопутный… Правда же, Васенька?”.

Хафис Шахмаметьев

Хафис Зарифович Шахмаметьев родился в Ленинграде. После окончания мореходного училища работал в Балтийском Морском пароходстве – радиооператором, начальником радиостанции, первым помощником капитана.

Получил диплом журналиста после окончания ЛГУ и с 1995 года – член Санкт-Петербургского Союза журналистов. Окончил также Санкт-Петербургский институт права. Дипломированный юрист. Издал целый ряд романов и повестей, выпустил три книги: “Макароны по-флотски”, “Всё пропьём, а флот не опозорим”, “Сменный экипаж”. Готовится к печати роман “Интерклуб или Fly Angeles”.

Старший матрос

Лесовоз польской постройки “Двинолес” достиг цели своего рейса, Александрии. Сейчас, в окружении сухогрузов разного типа, торчал на внутреннем рейде в ожидании выгрузки пиломатериалов, которые месяц назад погрузили в Игарке. Время было утреннее, хотя и не спозаранку. Сергей Шканцев, молодой радист, с кружкой кофе вышел на крыло мостика. Дверь в радиорубку оставил открытой, пусть сквознячком протянет, здешний август нечета игарскому лету, где и в самую жару люди ходят в ватниках. Сергей пристроил кружку на планшире, затянулся сигаретой, благодать. На рейдовых стоянках вахту нести не надо, время от времени полагается вести приём циркулярных повесток на частотах родного пароходства, а так, занимайся, чем хочешь. Вот Серёга и придумал себе занятие. Притащил в радиорубку магнитофон из трансляционной, чтобы вести перезапись понравившихся мелодий из судовой фонотеки. С плёнкой, правда, была беда. Одну единственную кассету в придачу к магнитофону “Комета”, который Сергей приобрел в Игарке, хватило на запись пары концертов. Выручил начальник радиостанции, достал из своих запасов кассету в пятьсот метров, вручил Сергею со словами: “Разделишь на две меньшие кассеты, на одной сделаешь запись для меня”. Так, теперь Сергей, вроде бы и при деле. Задание озвучено, аппаратура настроена, дело за малым, выбирай, что нравится, записывай.

Сергей попыхивал сигаретой, пускал дым колечками, время от времени прикладывался к кружке с кофе, мысли его были далеки от александрийского рейда, в прошедшем отпуске. Конечно, можно сказать, что мечта его сбылась, приобрёл магнитофон, пусть и не заграничного производства, “Комета” весом в шестнадцать килограмм. Мечтал он, конечно, о совсем другой технике, названия фирм звучали как песня: “Пионер”, “Сони”, “Панасоник”. И уж, совсем с неслыханным качеством, стереофонией. С приятелем старшего брата, таким же фанатом звукозаписывающей аппаратуры, Сергей частенько забредал в ближайший от дома комиссионный магазин, в котором на полках ждали своего часа вожделенные приёмники, магнитофоны, динамики и прочая техника с названиями, непривычными для слуха жителя российской глубинки. Знакомая продавщица, Соня, таким посещениям была рада. Приятель, Анатолий, трудился в каком-то НИИ и по роду своих занятий имел дело с секретной аппаратурой, иными словами, был радиоинженером, специалистом высшей квалификации, и о технике, стоявшей на полках, мог рассказать всё, разложить по косточкам обывателю все хитрости в эксплуатации. Продавщицу Анатолий приветствовал словами: “Здравствуй, Японочка, что нынче новенького, кто из дипломатов решил обменять привезённую технику на рыжие рубли?” Японочкой продавщицу Анатолий нарёк, видимо, из-за созвучия её родного имени с японской фирмой. Та нисколько не обижалась, выкладывала паспорта, формуляры, и если у самой были вопросы, углублялась вместе с ним в технические описания. В один из таких походов приятели застали покупателя, для которого Соня выставила на прилавок гору аппаратуры. Тот придирчиво осматривал клавиши, кнопки, пытаясь по своим обывательским приметам определить срок эксплуатации. Наконец, ткнул пальцем в стереомагнитофон: “Пожалуй, возьму этот прибор, выписывайте”. Сергей машинально взглянул на ценник, почти четыре тысячи рублей, можно сказать первый взнос на трёхкомнатную кооперативную квартиру, и мужчина готов расстаться с эдакой уймищей денег. Анатолий, стоявший ближе к покупателю, неожиданной вмешался. Что его заставило вступить в беседу, Сергей мог только догадываться, скорее всего, впечатление, которое испытал сам: ладони мужчины были в шрамах, явно человека не из среды дипломатов, но финский плащ, костюм, пошитый не на фабрике “Рабочий”, выдавали в нём не простого обывателя. “Простите великодушно, – начал Анатолий, – неужели вы не замечаете, что идёт “завал” по высоким и низким частотам. Магнитофон, конечно, новенький, не более двух месяцев, как на нём крутили плёнку, но вопрос какую? Явно не соответствующую техническим параметрам, скажу проще, нашей советской, а она для японской техники, что наждачная бумага. Так что, головки стёрты, вот и идёт искажение. Любую другую неисправность я могу устранить, но перемотать записывающие и воспроизводящие головки, увы, я не в силах”. Мужчина выслушал, не перебивая, вложил обратно в карман бумажник: “Значит, по-вашему, “завалы”, болезнь неизлечимая?” Анатолий подошёл вплотную к прилавку: “Вы позволите?” – поиграл клавишами, включил воспроизведение, зазвучала знакомая мелодия, только там, где должна была вступать флейта, пискливо вторгался неизвестный инструмент. “Надо же, пять минут назад мне прокручивали ту же плёнку, а я ничего не заметил, слух у меня явно не музыкальный, а вот перед дочкой было бы неудобно. Она в музыкальной школе учится, у неё абсолютный слух, сказать напрямую, постеснялась бы, а “игрушку” забросила, в душе посмеялась”. Анатолий щёлкнул выключателем, остановил плёнку: “Вижу, у вас есть желание дочь всё же обрадовать, давайте отложим покупку до следующего раза, оставьте телефон Соне, мы с ней со временем подберём что-нибудь стоящее, надеюсь, сроки, и сумма вас не лимитируют?” Покупатель улыбнулся: “Вы совершенно