— Да, буду в Питере через час. Соскучился и хочу тебя увидеть.

Я всегда считал себя далеким от сентиментальности, но оказывается она мне совсем не чужда. Раньше я комфортно чувствовал себя в гостиничных номерах, сейчас же меня тянет домой, к ней. Последние дни перед отлетом мы большей частью провели порознь, и сейчас мне хочется поскорее их наверстать. Я знаю, что Маше тяжело из-за разговора сестрой и намеренно не пытался давить на нее, настаивая на близости, но сейчас, под звуки щелчков карабинов, все, о чем могу думать — это о том, что сегодня буду засыпать с ней. Эти пять дней, проведенных порознь, лишний раз доказали мне, насколько я увяз в ней. Ни с одной другой женщиной такого не было никогда. Я ни по кому не скучал.

— Можем поужинать, а потом поехать к тебе. Во сколько ты будешь дома?

— Я заканчиваю учебу в шесть. Заеду к тебе сама, если ты не против.

— Не против, Маш, даже рад.

Маша всегда уклонялась от моих предложений ночевать у меня, догадываюсь, из-за призрачного присутствия Риты в квартире, и сейчас ее слова меня радуют. И мне нравится ее голос: он больше не звучит глухо и не пропитан виной. Сегодня он звучит спокойно.

По возвращению домой я заказываю доставку еды и принимаю душ. Дважды в неделю ко мне приходит уборщица, и, пожалуй, впервые чистота вокруг начинает казаться мне неуютно стерильной. Я останавливаюсь возле пустующей гардеробной и заглядываю внутрь. Рита хотела, чтобы в ней было много обувных полок для ее коллекции туфель. Полки есть, но ее нет. Джае удивительно, что жизнь способна перевернуться в одночасье. Тридцать шесть лет я был уверен, что следование намеченному плану — это здорово, избегал ненужных телодвижений, сейчас же запустил процесс переосмысления. Может быть, не будь я таким прагматиком и предложи Рите переехать ко мне еще до свадьбы, все случилось бы иначе. Мы бы раньше поняли, что оба достойны чего-то лучше.

Квартиру все же стоит продать. Район один из лучших и нравится мне, поэтому переезжать далеко необязательно — через пару кварталов возводят подходящую новостройку. Если уж мне пустая гардеробная напоминает о Рите, то что говорить о Маше.

Раздавшийся звонок в дверь заставляет меня улыбнуться. Она даже кнопку выжимает как-то по-особенному мягко.

— Здравствуй, — я порога обнимаю ее, вдыхаю запах по-весеннему пахнущих волос и целую. Пальцы Маши вплетаются мне в волосы, скользят на шею, сжимая ее почти до боли. Она отвечает мне жадно, почти отчаянно, сумка из ее рук падает на пол, и хотя дверь по-прежнему открыта настежь, никто из нас не разрывает поцелуй. Да, я очень соскучился.

Я первым отрываюсь от ее губ, спустя, кажется, вечность. Поднимаю сумку с пола и помогаю раздеться. Тело Маши кажется мне напряженным, когда я вновь ее обнимаю, чтобы проводить в гостиную, она необычно молчалива. Я бы прямо сейчас хотел отвести ее в спальню, но хорошо помню, что она приехала с учебы, голодна, а на кухне стынет еда из службы доставки. Ради ее комфорта собственные желания готов отодвинуть на задний план.

Когда я возвращаюсь с фужерами вина, то вижу ее стоящей посреди гостиной. Щеки порозовели, взгляд ослепляет яркостью. Маша не сводит с меня глаз, по очереди расстегивая пуговицы на рубашке. Двигаться не хочется и не получается — я загипнотизирован зрелищем того, как обнажается белая кожа, и тем, как выглядит ее грудь в черном кружеве бюстгальтера. Отставляю бокалы на первую подходящую поверхность, когда она тянет бретельки вниз, потому что дальше хочу сам. Губы Маши вновь сливаются с моими — сейчас она жадная, смелая. Ее дыхание походит на всхлипывания, руки сдирают с меня футболку, шарят по спине, ощупывают плечи, гладят живот.

— Девочка моя, — ласковые слова выходят из меня сами собой под напором нежности и возбуждения. Ее джинсы падают на пол вслед за бюстгальтером, Маша обвивает меня ногами и позволяет отнести себя в спальню.

Как и обычно, спонтанность сбивает меня с толку, тяжесть эрекции не дает шанса на прелюдию — мне нужно быть в ней немедленно, сейчас. Презервативы лежат в тумбочке, но сейчас тянуться за ним кажется не уместным — хочу чувствовать ее кожей.

Ее глаза широко распахиваются, когда я вхожу в нее, ноги сильнее стискивают мои бедра. Ощущать ее под собой незабываемо: тонкое тело, упругая грудь, нежный запах и сбившееся дыхание. Слышать стоны, причиной которых являюсь я. Ладони Маши касаются моего лица, гладят виски, щеки, глаза, не отрываясь смотрят в мои.

— Я влюбилась в тебя еще до того как увидела, — произносит шепотом. — Просто услышав твой голос.

В груди горячо покалывает, то, что я испытываю к ней в этот момент, от этих слов, от того, как она смотрит на меня, от того, что наши тела спаяны, а я глубоко в ней — мне сложно объять даже мыслями. И я снова целую ее, вкладывая все, что чувствую. Наверное, таким я не ощущал себя никогда — развороченным изнутри, сбитым с толку собой же, беспомощным от взрыва эмоций. Стремительно подступивший оргазм становится для меня неожиданностью — я едва успеваю выйти из нее и обильно кончаю на живот.

— Чуть позже повторим, малыш, — наклонившись, целую ее во влажный лоб и тянусь за салфетками. — Например, минут через пять, когда я отнесу тебя в душ.

Маша позволяет мне стереть сперму с живота, и перехватывает мою руку, когда я пытаюсь встать.

— Полежи со мной немного. Пожалуйста.

Я киваю и опускаюсь на кровать снова, разворачивая ее к себе. Снова чувствую на себе ее пальцы: как они обводят мой лоб, нос, скулы, губы. Ее глаза неотрывно следят за этим движением, и сейчас от того, что я в них вижу, грудную клетку туго сдавливает. За влажной хрустальной завесой отчетливо проступают тоска и отчаяние.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я перехватываю ее запястье и подношу к губам.

— Малыш, поговори со мной. Не молчи.

— Когда я первые тебя увидела, я хотела тебе сказать, что ты самый красивый мужчина на свете. Правда. Я никогда таких красивых как ты не встречала.

Мне не нравится. Не нравится эти слова, то как дрожат ее губы, и что по щеке скатывается слеза.

— Я тебя люблю, Денис. Наверное, не стоит этого говорить сейчас, но я дала себе слово всегда говорить правду. А не сказать тебе этого сейчас — значит утаить. А утаить это ведь тоже солгать, правильно?

Нужно ей сказать, то что должен, но слова отказываются выходить. Сложно.