— Дьявол, Икел! — снова не выдержал аль-Рашид. — Что ты несешь: «вновь обретем»! Да разве не эта твоя Срединная империя, будь она неладна, отгрызла у нас все эти земли?! Что ты, в самом-то деле, за идиота меня держишь?! Я, в отличие от тебя, черные сримские бунчуки не только на экране монитора видал.

— Да ничего она не «отгрызала», — с раздражением отмахнулся Озирхотеп. — Чтоб ты знал: к началу двадцать первого века наши Сибирь с Дальним Востоком в результате развала (развала, организованного, между прочим, Западом) и последовавшей за ним затяжной депопуляции практически обезлюдели. К востоку от Уральского хребта проживало тогда менее семи миллионов человек. При всем том на этих же опустыневших просторах по-прежнему была сосредоточена львиная доля мировых ресурсов газа, нефти, леса, пресной воды… И на протяжении многих тысяч километров пустоши эти граничили с перенаселенным китайским приграничьем, где двести с лишним миллионов буквально задыхались от нехватки жизненного пространства. Естественно, что еще через полтора десятка лет сначала Забайкалье, потом Дальний Восток, а затем и вся Восточная Сибирь, де-юре оставаясь еще в составе России, де-факто оказались заселенными желтой расой. То есть задолго до аннексии этнический облик этих бескрайних земель поменялся кардинально. Замещающей миграцией называется. Так что, друг Фобетор, мы сами, своими руками отдали будущей Срединной империи все наши зауральские угодья. Поддавшись давлению Запада и превратившись в третьеразрядную страну, государство-сателлита ЕС, с неуклонно сокращающимся населением. За каких-то пятнадцать лет после добровольного отказа от статуса сверхдержавы мы по численности населения скатились с былого четвертого на двадцатые места, пропустив вперед даже Вьетнам. Так-то!

Пойми наконец — наш путь с Востоком, а не с Западом. Последний никогда не признает за нами прав на какую-либо самобытность. И не успокоится, пока остатки наших земель окончательно не превратятся в общеевропейский отстойник. Только в рамках Срединной империи Россия сможет воссоздаться как великая суверенная держава!

Видимо, утомившись после столь пространной тирады, Озирхотеп замолчал и вытер вспотевший лоб. А затем спросил:

— Ну и как? Убедил я тебя?

— Самобытность, говоришь? — вопросом на вопрос ответил аль-Рашид. — А при чем тогда вся эта… — он повел вокруг рукой, — атрибутика древнеегипетская? Почему бы тогда тебе и твоим кромешникам славянским язычеством не увлечься, а?

— Хм… — замялся Озирхотеп, — суть нашего дела не сводится к какой-то конкретной мифологии… главное, чтобы эта религия была политеистической. И как можно более далекой от иудео-христиано-мусульманской заразы. Вот как оно сейчас в Срединной обстоит: там и исконный даосизм, и конфуцианство, и пришлый буддизм уживаются вполне мирно. А почему? Потому что ни одна из этих религий не претендует на исключительность, не позиционирует себя как истину в последней инстанции. Ты, к примеру, знаешь, что китайцы никогда не ведали религиозной нетерпимости? Они в отличие от иудеев, христиан и мусульман никогда не боролись с чужими богами. Зачем? Одним богом меньше, одним больше — разница невелика, когда их и без того не одна сотня, верно? А главное, во всех их религиозных системах человек не является рабом божьим. Более того — и даосы, и конфуцианцы, и буддисты допускают, что человек сам, при определенных условиях, может стать богом или как минимум бессмертным. Неплохо, правда? А у нас? Вся история монотеизма — сплошная череда религиозных войн. У кого хер длиннее — у Яхве, Христа или Магомета? А любое отступление от канона — ересь, которую следует немедля выжечь. В Китае же в этом случае просто появлялась новая религиозная школа—и все дела и никаких костров инквизиции. Так-то вот, брат Фобетор…

— Зачем ты рассказываешь мне эти байки, Икел? — с недоумением спросил Георгий. — Все это давно прошло и быльем поросло. Сегодня три монотеистические религии объединились в единую Вселенскую Церковь. И кстати, ты так и не ответил на мой вопрос…

— Объединились! — с горячностью перебил его Озирхотеп. — Только снова — против, снова — чей хер длиннее! А что касается твоего вопроса… Почему зверобоги, а не Перун с Даждьбогом, спрашиваешь? По правде говоря, так оно — с Древним Египтом — гораздо безопасней. Ты же прекрасно знаешь, что всякая пропаганда славянского язычества преследуется у нас по закону. Любые попытки возрождения исконных дохристианских культов еще при предыдущем Архипастыре осуждены были. Или ты забыл процессы над волосовцами и сварожичами? А так мы худо-бедно сохраняем пока официальный статус. В качестве научно-исследовательского общества, разумеется… В общем, Фобетор, не о том мы с тобой говорим! Скажи лучше напрямик: принимаешь ли ты мое предложение?

— Нет, — коротко ответил Георгий.

— Можно узнать причину отказа? — после минутного молчания тихо спросил бывший шеф «СМЕРХа».

— Их две, — усмехнулся аль-Рашид. — По меньшей мере.

— И каковы же они? — еще тише спросил, почти прошептал уже Икел-Озирхотеп.

— Первая: мне кажется, ты нездоров, Икел. У тебя с головой не все в порядке. Может, последствия той давней контузии сказываются, помнишь? Ну а вторая: ты стал предателем, коллаборационистом и предлагаешь теперь мне стать таким же, тебе подобным.

Едва он договорил, как стоявшие все это время по обе стороны от Озирхотепа кромешники — один в кошачьей маске, а второй в птичьей — выхватили из-за передников короткие широколезвийные мечи с односторонней заточкой и разом шагнули к аль-Рашиду.

— Постойте, братья! — Озирхотеп поднял вверх левую руку. — Это моя ошибка и мое дело. Я сам разберусь.

Кромешники неохотно отступили назад. А Икел покачал головой, вздохнул и с очевидным сожалением развел руками.

— Ты упустил свой шанс, Фобетор. Я искренне желал уберечь тебя от всего этого. Но теперь тебе придется исчезнуть. Извини, ничего личного…

— Ах, какие высокие слова! — язвительно ответил Георгий. Он начинал злиться все больше и больше. Пожалуй, так и до приступа недалеко. Владовский пистолет он неосмотрительно оставил в машине, но верный лазерный нож по-прежнему лежал в кармане. Поэтому особенной тревоги Георгий не испытывал. С химерами справлялся, так уж и с ряжеными этими как-нибудь сладит. — Не надо этих банальностей, Икел. Делай уже что задумал.

— Ты это сказал, — вновь разочарованно развел тот руками. — Однако, как бы то ни было, а ты мой старинный сослуживец… мы ведь, считай, друзьями были, Фобетор. Братьями по оружию. Поэтому, — продолжил он, бросив взгляд на «кошку» и «ибиса», — я позволю тебе умереть как солдату и мужчине — настоящему смерховцу.

— Стреляться будем, что ли? — искренне удивился аль-Рашид. Впрочем, чего-либо подобного он в глубине души от Икел а ожидал.

— Нет, — покачал тот увенчанной тяжелым париком головой. — Это значило бы отдаться воле случая. Такого шанса я предоставить тебе не могу. Извини.

— Хорош уже извиняться! — вспылил Георгий. — Корчишь тут из себя эдакого учителя праведности… шут ты гороховый, и больше ничего!