– Но я же с добрыми намерениями! – воскликнула я, смеясь вместе с ним, и бросилась через всю комнату в его объятия.

Позднее он сказал мне.

– Возможно, ты права насчет Патрика. Конечно, ничто не могло бы порадовать меня больше, чем если бы он наконец угомонился и заинтересовался имениями. – Он помедлил, но сумел пробормотать: – Извини… за то, что наговорил вчера… глупо с моей стороны.

– Это не имеет значения. Я тебя очень люблю и знаю, что и ты меня любишь. Но я тебя прошу на будущее: обязательно говори мне, когда у тебя боли. Не держи это в себе, не проявляй такого благородства, потому что я же не могу тебе помогать, когда ты отвергаешь мою помощь.

– Хорошо. – Он улыбнулся. – Буду тебе жаловаться время от времени. Готов пообещать тебе все, Маргарет, даже это.

Мы расстались. На сердце у меня стало легче, и я с радостью побежала наверх, в детскую, и, только заглянув позднее в гардеробную и увидев бутылку с лекарством, снова почувствовала холод во всем теле. Постаралась прогнать это ощущение, сразу же выйдя из комнаты, но весь день меня преследовало слово «артрит», и мне казалось, что мы стоим на границе тьмы, которая тянется вдаль, на сколько хватает глаз.

1

Я с ужасом поняла, что беременна. Да, я была вынуждена несколько раз рисковать, с тех пор как Эдвард отказался от своего способа, но я всегда выходила сухой из воды и, наверное, безрассудно предполагала, что удача будет улыбаться мне вечно. А после нашего примирения все мои мысли были о том, чтобы он больше не страдал от импотенции, а это почти не оставляло места для других мыслей. Я все еще почти ничего не знала о контрацепции и понятия не имела, где можно узнать об этом, потому что пользующиеся хорошей репутацией доктора не желали говорить со мной на эту тему без разрешения мужа, а все мои знакомые женщины были осведомлены в таких делах не больше меня. Поэтому я просто продолжала надеяться на лучшее, но лучшее в конечном счете подвело меня, и теперь мне не оставалось ничего другого – только смириться с неизбежным.

Это было нелегко. Рождение Дэвида оставило тяжелый шрам в моей памяти, и мысль о новом мучительном испытании такого рода устрашала меня. Мне было бы проще набраться мужества, если бы я хотела еще одного ребенка, но меня вполне устраивали мои два мальчика.

Настроение у меня упало ниже некуда.

Я не стала скрывать мое состояние от Эдварда – сказала ему сразу же, как возникли подозрения. Думала, это взбодрит его, думала, муж снова почувствует себя молодым, и он, конечно, обрадовался, сказал, что мне приятно будет иметь еще одного ребенка, когда Томас и Дэвид уже почти готовы начать учебу.

Я улыбнулась и согласилась. У меня не было желания выдавать свое истинное отношение к беременности, потому что я знала: он расстроится, если узнает о моем недовольстве, а расстраивать его я не хотела. Для нашего брака было очень важно, чтобы он не знал о моем нежелании рожать еще детей, потому что Эдвард мог подумать, что я больше не люблю его, а тогда наши неприятности начнутся заново.

Однако я и вполовину не была такой умной, чтобы оставаться тайной мученицей, и, когда в один день он зашел в мою комнату и увидел, что я плачу, я сломалась и безжалостно выложила ему все, что у меня на душе.

– Да, я спрашивал себя, рада ли ты на самом деле, – признался он наконец таким сочувственным голосом, что мне тут же стало немного легче. – Знал, что ты никогда не думала еще об одном ребенке. Но, Маргарет, разве трудные роды Дэвида обязательно означают, что и следующие будут такими же? Что говорит доктор Ивс?

– Что с Дэвидом мне не повезло и нет никаких оснований опасаться, что это может случиться еще раз.

– В таком случае…

– Но я не верю ни одному его слову! – Я зарыдала.

– Эта проблема легко решается, – продолжил Эдвард все тем же сочувственным голосом. – Поговори с другим доктором. Если хочешь – и с третьим. Собери их мнения, и, возможно, ты будешь чувствовать себя увереннее.

Я поплакала еще немного, но он, в общем-то, не оставил мне никаких оснований для слез. Я вытерла глаза платком и сделала усилие, чтобы успокоиться.

– Прекрасная мысль, – уверенно согласилась я. – Почему сама не догадалась? Какая же я глупая! – Но тут почувствовала, что мои глаза снова наполняются слезами. Сжав скатанный в тугой шарик платок, я попыталась прогнать слезы. – Уверена, что буду очень любить ребеночка, когда он появится, – пробормотала я со слезами на глазах и, несмотря на все усилия, снова разрыдалась.

– Мы должны сразу же придумать ему имя, – напомнил с хитрецой Эдвард. – Ты же помнишь, ты всегда говорила, что хочешь думать о Томасе и Дэвиде как о людях задолго до их рождения. Если ты сможешь думать о новом ребенке как о человеке, тебе, возможно, будет легче.

– Да, – согласилась я, бесполезно пытаясь промокнуть глаза мокрым платком. – Имя. Ох, дорогой, мне ничего не приходит в голову. Придумай имя, Эдвард.

Он дал мне новый платок.

– Может быть, Ричард? – предложил он. – Так звали дядю, который оставил мне Вудхаммер-холл, – дядю, который оказал на меня сильное влияние в юности. Если тебе нравится это имя…

– Ричард. Да. Да. Очень нравится, – поспешила согласиться я, и после этого мне и в самом деле стало легче готовиться к моему испытанию.

2

Конечно, родилась девочка.

Роды были легкие. Все закончилось за три часа. Ошеломленная, я сказала доктору Ивсу:

– Наверное, это ошибка. Неужели уже все?

Но доктор Ивс только улыбнулся покровительственной улыбкой, так что мне захотелось отвесить ему пощечину. Ребенок жалобно закричал, и повивальная бабка, соскучившаяся от неинтересных родов, язвительно сказала:

– У вас наконец девочка, миледи.

У меня сердце упало. Это была непроизвольная реакция. Я даже не задумывалась, почему у меня нет желания иметь девочку, и не понимала, откуда такое разочарование.

– Это не может быть девочка, – в отчаянии возразила я. – Это мальчик. Мы и имя выбрали – Ричард.

– Ну-ну, – успокоительно пробормотал доктор Ивс. – У нас всех случаются маленькие разочарования. Постарайтесь отдохнуть и восстановить силы.

И я уснула, но, когда проснулась, мое облегчение – слава богу, все позади – тут же омрачилось другой мыслю: Ричард оказался девочкой. Я лежала, сжимая в руках простыню, устремив взгляд в потолок; я почти не ощущала физического дискомфорта и ломала голову: что же теперь скажу Эдварду? Позднее, когда в комнату вернулась нянька, чтобы еще раз показать мне ребенка, мое настроение испортилось еще больше. Ребенок был совершенно дурен. Ярко-красная кожа, большая голова без волос и маленький живот.

– Да-да, – буркнула я, пряча по мере сил отчаяние. – Очень хорошенькая. Спасибо.

Ребенка уложили в колыбельку, и тут же появился Эдвард, а нянька вышла, чтобы мы могли поговорить наедине.