В этот момент Аннабель крикнула вполне на свой манер:

– Верно! Верно!

Маделин дружелюбно улыбнулась мне, а Катерин убрала с лица высокомерное выражение и посмотрела на меня с детской любовью.

Чувства переполняли меня.

– Так давайте же выпьем за папу и Маргарет в седьмую годовщину их свадьбы! – закончил Патрик.

И когда все подняли бокалы, раздалось мягкое контральто Дэвида:

– У мамочки лицо такого же цвета, как томат, и ничуть не подходит к цвету ее волос.

Все рассмеялись. Томас разозлился, что не он сделал это замечание, но в следующий момент его тщеславие было удовлетворено, когда Патрик позвал его вручить семейный подарок. Это был серебряный поднос с гравировкой в честь сегодняшнего события. Эдвард с восторгом прочитал надпись и поднялся, чтобы произнести ответный тост.

Он поблагодарил детей за то, что они приехали в Кашельмару, и за подарок. Он поблагодарил меня за то, «что невозможно передать словами», а когда Дэвид вновь устремил заинтересованный взгляд на мое лицо, опять приобретшее томатный цвет, Эдвард сказал своему старшему сыну:

– И я бы хотел выпить за тебя, Патрик, с опозданием поздравить с совершеннолетием. Теперь, когда ты вырос, я с нетерпением поспешу передать тебе твою часть наследства, чтобы ты управлял ею так, как считаешь нужным. В мои годы большое утешение знать, что у меня есть сын, на которого я могу опереться.

Патрик разволновался еще сильнее меня. Я увидела слезы в его глазах, взмолилась, чтобы Эдвард, не дай бог, не заметил их, но он, к счастью, уже смотрел на других, поднимая бокал.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть тебе опорой, папа, – заверил его Патрик, когда пришел в себя. – Какую часть Вудхаммера ты собираешься дать мне в управление?

– Вудхаммера? – удивленно переспросил Эдвард. – Я думал не о Вудхаммере. Ты его знаешь достаточно хорошо. Полагаю, пришло время, когда ты должен побольше узнать о Кашельмаре.

Я увидела выражение лица Патрика, и сердце мое упало. Я постаралась лягнуть его, остеречь от возражений, но попала по ноге Аннабель.

– Господи боже! – охнула Аннабель. – Тут под столом жеребенок!

– Ах, Аннабель! – возбужденно вскрикнула я. – Расскажи Эдварду о жеребце, которого вы купили на днях на ярмарке в Леттертурке. Такая занятная история!

Упрашивать Аннабель не пришлось. Ситуация временно была спасена, но позднее, когда джентльмены присоединились к дамам в гостиной, я потихоньку сказала Эдварду:

– Дорогой, не могу тебе передать, как я счастлива, что ты настолько решил доверить Патрику. Он наверняка чувствует себя очень польщенным и довольным. Конечно, ему будет немного одиноко в Кашельмаре, в особенности когда мы уедем в Англию, но если у него какое-то время будет товарищ, то, я уверена, эта перспектива не покажется ему такой уж унылой. Может быть, ты позволишь Дерри погостить здесь недельку-другую? Дерри так хорошо преуспевает в Дублине, а ты никогда по-настоящему не винил его в той несчастной истории с Катерин, в которой я только одна и виновата. А теперь, когда Патрик вырос… ситуация стала совсем иная, он уже не тот мальчишка, который легко вовлекается в любое озорство. Думаю, и Дерри уже утихомирился, он ведь теперь в коллегии адвокатов. Наверняка не будет вреда, если он поживет в Кашельмаре.

Муж, конечно, согласился. В этот вечер Эдвард был готов во всем соглашаться со мной, и я опять гордилась своим успешным вмешательством и думала, как же умно я улаживаю мои семейные дела.

3

Дерри приехал утром две недели спустя после отъезда Катерин и Дьюнедена. Маделин почти сразу же вернулась в свою больницу, а поскольку Эдвард непременно хотел присутствовать на заключительной сессии парламента, мы сами собирались вернуться в Лондон на следующей неделе. Однако я сомневалась, что супруг будет в состоянии ехать, потому что после приема у него так разыгрался артрит, что он даже не мог объехать имение. Патрик был вынужден объезжать имение только с Макгоуаном, а Эдвард расстроился, что не смог провести время с сыном, – ему так хотелось дать тому ценные указания.

Расстроило его и еще одно дело. Когда мы оставались одни, а боль становилась невыносимой, единственное, что он мог, так это принимать большие дозы настойки опия и ждать, когда боль стихнет.

– Ты на мой счет не беспокойся, – сказала я как-то раз, когда он пребывал в расстроенном состоянии.

– Но что мы будем делать? Как мы будем жить? Что произойдет с нашим браком?

Боль так ослабила его, что он уже не мог бороться с отчаянием.

– Пока ты полагаешься на меня, все будет хорошо, – ответила я. – Если ты любишь меня и готов довериться мне, я буду любить тебя так сильно, что переживу все сложности.

Он посмотрел на меня. Я видела циничное выражение в его глазах и борьбу его прагматизма с огромным желанием поверить мне, и вдруг я исполнилась ярости, какой не чувствовала со времени самых моих несчастных дней в Нью-Йорке, – ярости против судьбы, которая несправедливо отмерила нам так мало радости жизни. Будь Эдварду за семьдесят, я, возможно, смирилась бы с его состоянием, но ему до семидесяти было еще далеко, и разум у него оставался активным и молодым.

– Обещай мне… – требовательно сказала я ему, стараясь не думать о бесконечной череде сумеречных лет, ожидающих нас. – Обещай, что ты будешь полагаться на меня!

– Обещаю, – ответил он; настойка опия приглушила его голос до шепота, и он уснул, обхватив слегка мою руку.

На следующий же день прибыл Дерри Странахан. Обе дочери Аннабель чуть не упали в обморок при его появлении – ведь они вели уединенный образ жизни с бабушкой и дедушкой в Нортумберленде и никогда прежде не видели такого привлекательного молодого человека. Но Дерри хорошо выучил урок. Даже самый заклятый его враг не смог бы обвинить его в том, что он заигрывает с Кларой, чью красоту молодой человек явно заметил, но стоило ему перешагнуть порог дома, как его поведение стало безупречным.

Томас и Дэвид пришли в негодование, потому что Патрик теперь больше времени проводил в обществе Дерри, но я не могла сетовать на это, поскольку именно я своими руками и привела Дерри в Кашельмару, чтобы Патрику не было скучно. Я не жалела, что у Патрика на братьев даже получаса в день не остается, и, возможно, считала его привязанность к мальчикам обычной благодарностью. Естественно, ему было интереснее с Дерри, и я решила придержать язык на сей счет, пока тот две недели остается у нас.

Дни шли. Наша жизнь в Кашельмаре проходила без происшествий, пока как-то раз утром в начале июля на ведущей к дому дорожке в повозке, запряженной ослом, не появился Максвелл Драммонд и не свел на нет все мои мучительные старания привести семью к спокойной жизни.

4

Максвелл Драммонд, грубый и дерзкий, вошел в дом, нагло топая сапогами по мраморному полу. Я стояла наверху на галерее и оттуда услышала, как он просит встречи с Эдвардом. Я, глядя на него, вспомнила, что он не оправдал надежд Эдварда, отказавшись от возможностей, которые предоставлял ему Сельскохозяйственный колледж, и убежал из Дублина с дочерью учителя.