Но если Адам рассчитывал на уютный тихий вечер, то его ждало разочарование. Едва он успел неторопливо принять ванну, распаковать чемодан и усесться перед камином с первым вечерним бокалом в руке, как в дверь постучал инспектор Пек. Он совершенно не был похож на констебля Тэплоу: молодой для своего звания, с острыми выразительными чертами лица под шапкой темных волос и, судя по всему, невосприимчивый к холоду, поскольку на нем были лишь свободные брюки и куртка — его единственной уступкой декабрьскому морозу являлся большой разноцветный вязаный шарф, дважды обернутый вокруг шеи. Галантно извинившись перед мисс Дэлглиш, он не стал терять времени на церемонии, обращаясь к ее племяннику:

— Я кое-что разузнал про вас, сержант. Вечером в сочельник это было не так-то просто сделать, однако в Столичной полиции нашелся кое-кто живой и трезвый. Похоже, вы — любимчик инспектора. Мне сказали, что у вас голова на плечах и острый глаз. Так что вы едете со мной обратно в Харкервилл-Холл.

— Прямо сейчас, сэр? — Адам красноречиво взглянул на камин.

— Сейчас, сей момент, немедленно, сразу же. Заводите машину. Я бы привез и отвез вас обратно сам, но мне лучше какое-то время побыть там, в доме.

Уже опустилась ночь. Подходя к автомобилю, Дэлглиш почувствовал, что похолодало, воздух стал морозным. Снег наконец прекратился, луна просвечивала сквозь быстро несущиеся облака. Доехав до Харкервилла, они поставили свои машины рядом.

Дверь открыла миссис Догуорт. Не произнеся ни слова, лишь сверкнув злобным взглядом, она впустила их и тут же исчезла в кухне. Когда они поднимались по лестнице, внизу появился Харкервилл. Подняв голову, он проворчал:

— Я думал, что вы собираетесь увезти тело дяди, инспектор. Едва ли прилично оставлять его здесь в таком виде. Патронажная сестра могла бы приехать и подготовить тело к погребению. Все это чрезвычайно тяжело для моей сестры.

— Всему свое время, сэр. Я жду полицейского судмедэксперта и фотографа.

— Фотографа?! Зачем, черт возьми, вам его фотографировать? Я считаю это совершенно неприличным и сейчас позвоню главному констеблю.

— Позвоните, сэр. Вы можете найти его в Шотландии, у сына, невестки и внуков, но он наверняка будет рад вас услышать. Не сомневаюсь, ваш звонок очень украсит ему Рождество.

Дойдя до спальни, инспектор Пек сказал:

— Как я понял, вы считаете, что предсмертная записка выглядит не слишком убедительно. Я склонен согласиться, но объясните это коронеру. Вы уже знаете их семейную историю?

— Частично. Мне рассказали о «вознесении» дедушки.

— И он был не единственным. У Харкервиллов какое-то отвращение к естественной смерти. Жизни у них ничем не примечательны, поэтому, наверное, они и заботятся о том, чтобы смерти были эффектными. Итак, что вас особенно насторожило в этой маленькой шараде?

— Количество странностей, сэр, — ответил Дэлглиш. — Если написать об этом детективный рассказ, я бы назвал его «Двенадцать ключей Рождества». Конечно, требуется живость ума, чтобы довести количество до двенадцати, но это не будет большой натяжкой.

— Сократите умные рассуждения, дружище, и переходите к фактам.

— Начнем с якобы предсмертной записки. Мне она напоминает последнюю страницу письма к одному или нескольким членам семьи. Листок изначально был сложен, чтобы засунуть его в конверт. Оборотная сторона немного подпалена: кто-то пытался утюгом разгладить складки. Получилось не очень хорошо, присмотревшись, можно и сейчас увидеть следы этих складок. Далее — формулировки. Из текста следует, что это Рождество Харкервилл собирался провести с семьей в последний раз: он пишет, что в последний раз впихнет в себя ненавистный пудинг Гертруды. Тогда почему он убил себя накануне Рождества?

— Передумал. А что, по-вашему, в таком случае означает это письмо?

— Он собирался уехать отсюда, вероятно, за границу. В камине сохранился крохотный клочок картона с частью головы единорога. Рог ясно виден. Кто-то сжег его паспорт, вероятно, для того, чтобы скрыть факт, что он недавно продлил срок его действия. Должны были быть и дорожные документы, но родственники сожгли их вместе с паспортом. И еще есть маленький клочок сожженного письма. Можно предположить, что в нем у него требовали денег, но я так не думаю. Посмотрите на точку, сэр. Перед ней наверняка были еще цифры. Например, «четыреста тысяч восемьсот фунтов не чрезмерная сумма, учитывая количество земли». Это могло быть письмо от агента по продаже недвижимости. Или он собирался продать поместье, добавить вырученную сумму к своему нынешнему состоянию и навсегда распрощаться с этим местом.

— Сбежать в теплые края? Не исключено. А любимая, которая будет ждать его там?

— Вероятно, она его уже ждет. Только на Коста-Браве, а не на небесах. Вам следует взглянуть на одну из соседних комнат, на комнату его горничной, сэр. В гардеробе не осталось ничего хоть сколько-нибудь ценного, а куча старой одежды свалена в мусорную корзину. Наверное, Мэйвис сейчас сидит на солнышке в ожидании своего престарелого сердечного друга и мечтает о том, что впереди у нее несколько лет совместного наслаждения роскошью, а потом — богатое вдовство до конца жизни. Возможно, именно поэтому он заботился о волосах. Нелепо все это выглядит, должен заметить.

— Дружище, вы никогда не станете инспектором, если не укротите свое воображение. Что касается служанки, то она живет в деревне. Не составляет труда проверить, там ли она сейчас.

— Итак, это три ключа, — продолжил Адам: — отглаженная утюгом записка, почти полностью сожженный паспорт и клочок письма. Далее — восстановитель волос. Зачем втирать его в кожу, если собираешься совершить самоубийство?

— По привычке. Самоубийцы не всегда ведут себя рационально. Самоубийство и само по себе действие иррациональное. К чему предпринимать одно действие, которое отсекает возможность любого другого? Впрочем, согласен: втирать мазь для роста волос перед смертью глупо.

— А он наложил ее на голову весьма обильно, сэр. Ключ номер четыре — испачканная подушка. Когда я впервые увидел покойного, трупное окоченение еще только начиналось, и мне удалось приподнять голову. Подушка вся грязная и липкая от мази, она пропиталась ею гораздо больше, чем бумажная корона. Следовательно, корону наверняка надели уже после его смерти. Теперь хлопушка. Если ее взорвали здесь, в комнате, то где сувенир, который в ней находился? Записочка с предсказанием осталась в хлопушке, а сувенира нет.

— Не вы один тщательно проводили обыск, — произнес инспектор Пек. — Я попросил, чтобы все освободили кухню и ждали в гостиной. И вот что нашел под посудным шкафом. — Он сунул руку в карман и вынул запечатанный пластмассовый пакетик. Внутри оказалась дешевая безвкусная брошь. — Мы выясним производителя и продавца, но едва ли стоит сомневаться, откуда это взялось. Бог знает, почему они не взорвали хлопушку в спальне, разве что суеверные люди считают, что нельзя шуметь в присутствии покойника. Дарю вам ключ рождественской хлопушки, сержант.

— А как насчет ключа подставной кухарки, сэр? Зачем Харкервилл велел племяннику дать объявление? Известно, что он был скупым и мелочным, а из «предсмертной» записки следует, что обычно неудобоваримые рождественские ужины готовила Гертруда. Думаю, миссис Догуорт привезли не вчера вечером, а сегодня утром, чтобы состряпать доказательство и обеспечить алиби остальным: якобы она слышала, как хлопушка взорвалась в самом начале десятого. Если миссис Догуорт приехала вместе со всеми вчера вечером, как они утверждают, то почему ее чемодан лежит нераспакованный на кровати в соседней комнате? И еще: она заявила, что записка написана почерком Харкервилла. Откуда она может знать его почерк? Это Хельмут Харкервилл, а не его дядя, нанял ее. И еще кое-что: вы видели, какой беспорядок в кухне? Тем не менее, когда она готовила для нас чай, то знала, где что искать. Ей доводилось стряпать в этой кухне и раньше.