Голоса смолкли.

– Потрудитесь взять свечку! – закричал я.

Через минуту Джордж вошел ко мне, взял свечу и молча ушел прочь. Я услышал вслед за этим, как хлопнула дверь на улицу.

Ссора мистера Гапкинса с женой нисколько не тревожила меня. Он куда-то уходил, она его не пускала, что мне за дело до этого? Я спокойно улегся в своей хорошенькой кроватке и совсем собрался было уснуть, как вдруг услышал стук в мою дверь.

– Кто там? – спросил я.

– Оденься и сойди вниз, мальчик, мне надо поговорить с тобой.

Я узнал голос миссис Гапкинс. Она приотворила дверь, поставила зажженную свечу на пол моей комнаты и, не говоря больше ни слова, ушла прочь.

Я не смел ослушаться приказания миссис Гапкинс. Если муж ее был моим хозяином, то она была моей хозяйкой. Я быстро вскочил с постели и начал одеваться.

– Не надевай сапог, – закричала она мне с лестницы, – оставь их наверху!

Это новое приказание отчасти успокоило меня. Я помнил, как она неласково приняла меня, и боялся, что теперь, когда Джорджа не было дома, она просто выгонит меня на улицу, но в таком случае она, конечно, не велела бы оставить сапоги.

Спустившись вниз, я увидел, что она сидит в гостиной одна и что глаза ее красны и опухли от слез.

– Войди же, – нетерпеливо проговорила она, видя, что я в нерешительности остановился на пороге, – войди и запри дверь.

Я вошел, хотя мои робость и недоумение все возрастали.

– Подойди сюда, поставь свечку на стол и дай мне хорошенько посмотреть на тебя, я ведь почти не видела тебя.

Не знаю, что она подумала обо мне, но пока она пристально и серьезно разглядывала меня своими красными заплаканными глазами, мне представилось, что она, должно быть, просто пьяна.

– Сядь, – сказала она, видимо, удовлетворившись своим осмотром, – и скажи мне, что ты за мальчик?

– То есть как – что за мальчик? – с удивлением спросил я.

– Что ты, совсем испорченный ребенок, испорченный до мозга костей, как все те маленькие негодяи, которые жили у нас до тебя?

Задавая этот вопрос, она пристально смотрела на меня, и я почувствовал, что краснею. Что мог я ей ответить? Конечно, если бы я был хорошим мальчиком, мистер Гапкинс не взял бы меня к себе.

– Я не знаю, что значит совсем испорченный мальчик, – сказал я, надеясь что не совсем испорчен. – Я для одного хорош, а для другого дурен. Вы спросите лучше у мистера Гапкинса, каков я.

– Долго ты был вором?

– Несколько недель.

– Только недель! А часто сидел в тюрьме?

– Ни разу.

– Ни разу! Есть у тебя мать?

– Была, да умерла, когда я был еще маленьким.

– А отец?

– Не знаю, может быть, и он умер; мне это все равно.

– Он, верно, вор? Почти всегда сидит в тюрьме, а?

– Отец в тюрьме? Кто это выдумал? Он славно задал бы тому, от кого услышал бы такие слова! Мой отец честный человек!

Негодование придало мне смелость взглянуть ей прямо в глаза. Она улыбнулась.

– Так отчего же ты сделался вором? – поинтересовалась она. – Как ты познакомился с Джорджем? Он тебе нравится?

– Да, очень, – поспешил я ответить, – он очень хороший человек.

– Он хороший человек! – закричала она со злобным смехом. – Сказать тебе, кто он? Он паук, который незаметно затянет тебя в свою паутину и высосет всю твою кровь!

– Высосет мою кровь?

Горячность, с какой говорила миссис Гапкинс, пугала меня.

– Кровь всякого, кто попадется ему! Он настоящий вампир! Как ты думаешь, зачем он взял тебя к себе?

Если она не знала зачем, то, пожалуй, Джордж Гапкинс рассердится на меня за то, что я ей скажу; если же она знала, то не стоило отвечать ей. Я понимал, что она, поссорившись со своим мужем, хочет восстановить меня против него. Но вспомнив, как обычно вела себя миссис Бёрк, я сделался очень осторожен: если я скажу что-нибудь дурное против хозяина, она завтра же, помирившись с ним, все перескажет ему. Кроме того, убедившись, что она не пьяна, я стал еще больше бояться ее. Все это заставило меня отойти к дверям с намерением при первом удобном случае убежать наверх и запереться в своей спальне.

– Мы с ним поладили, – проговорил я по возможности примирительным тоном, – я всем доволен, коли что не так, так об этом можно поговорить завтра утром.

Она несколько секунд смотрела на меня с выражением сострадания, смущавшего меня еще больше, чем ее гнев.

– Хорошо, если ты говоришь это только по незнанию, – проговорила она. – Ты доволен! Доволен тем, что тебе придется просидеть в тюрьме несколько месяцев, может быть, несколько лет! Доволен тем, что всю жизнь будешь носить имя, которое сделается позором и для тебя, и для всех твоих знакомых. Положим, у тебя нет ни отца, ни матери, но неужели нет никого, кто был когда-нибудь добр к тебе и о ком ты будешь думать, когда тебя посадят в тюрьму за воровство?

Да, конечно, у меня был такой человек. Я вспомнил миссис Уинкшип, я вспомнил ту ночь, когда она и Марта накормили, одели и приласкали меня, я вспомнил, как она хотела сделать из меня честного мальчика, и почувствовал, что мне будет очень и очень тяжело, если она узнает, что я сижу в тюрьме. Но с какой же стати мне этого бояться? Ведь Джордж Гапкинс обещал выручить меня из всякой беды.

– Я не попаду в тюрьму, – сказал я, – ведь я уж больше двух месяцев занимаюсь этим делом и ни разу не попадался, а тогда мне еще никто не помогал.

– А теперь ты нашел помощника! – воскликнула она. – Он поможет тебе на долгое время засесть в тюрьму! Это его обычная манера! Он тысячу раз говорил мне: «Я никогда не начинаю работать свежими руками, пока не отделаюсь от старых». Каждый мальчик служит у него, пока не станет известен полиции, пока за ним не начнут следить. Теперь ты меня понимаешь?

Трудно было не понять.

– А мистер Гапкинс не то говорил мне, – заметил я, – он обещал, что не пожалеет никаких денег, чтобы выручить меня из беды.

– Он обещал! Да разве можно верить обещаниям этого обманщика, этого злодея! Слушай, мальчик. Я тебе много рассказала, ты можешь завтра же выдать меня мужу, и он изобьет меня до полусмерти, как делал уже не раз, но мне все равно, мне надоела эта жизнь!

Она опустилась на стул, положила голову на стол и заплакала так горько, что у меня выступили слезы на глазах.

– Пожалуйста, не бойтесь, – проговорил я, подходя к ней, – я ничего ему не скажу. Я не сделаю неприятность человеку, который желает мне добра.

– Я желаю тебе добра, – проговорила она, поднимая со стола свое заплаканное лицо, – все, что я тебе говорила, правда, истинная правда.