– Совет в Филях состоялся первого сентября. Выходит, для эвакуации своего Собрания у Мусина-Пушкина было меньше суток?

– В Москве проживало тогда около трехсот тысяч жителей. Почти все население ушло вместе с русской армией, в городе находилось не более десяти тысяч человек. Конечно, вывезти огромное Собрание в такой спешке и в такой обстановке практически было невозможно. На это у графа оставались буквально считанные часы.

Я понял, что напрасно причислял Марка к недоброжелателям Мусина-Пушкина, – он старался добросовестно и объективно изучить все обстоятельства гибели списка «Слова», принимал во внимание все смягчающие вину графа свидетельства и факты.

– Теперь займемся собственно Московским пожаром, – продолжил он. – Начался пожар второго сентября, то есть сразу же при вступлении французских войск в Москву.

– Причины пожара известны?

– Точно на этот вопрос историки еще не ответили, высказывалось несколько версий. Обвиняли в пожаре и самого генерал-губернатора Федора Васильевича Ростопчина – якобы Москва была подожжена по его приказу. Ростопчин открещивался от этих обвинений, но даже спустя десять лет после Московского пожара эта версия продолжала существовать как в России, так и во Франции, что, вероятно, нервировало графа. Чтобы оправдаться, он издал в Париже, на французском языке, книгу «Правда о пожаре Москвы», которую недоброжелатели Ростопчина сразу же переименовали в «Неправду о пожаре Москвы». Приходится только гадать, почему эта книга-оправдание не вышла в самой России. Возможно, приведенные Ростопчиным доводы не убедили бы русских, или он рассчитывал, что русские аристократы чаще заглядывали в книги, написанные на французском языке.

– А может, оправдаться перед французами он считал более важным, чем перед Россией?

– Вряд ли. Несмотря на распространенное представление о Ростопчине как о человеке незначительном, он был одним из организаторов народного ополчения.

– Почему же возникла версия, что он виновен в пожаре? Ведь, как говорится, нет дыма без огня.

– Факт остается фактом – именно по приказу Ростопчина из Москвы были вывезены так называемые заливные трубы, то есть пожарные насосы. Ходили упорные слухи, что свой дом в Москве он поджег собственноручно. Возможно, сделал это тоже из патриотических побуждений… Кстати, его семья скрывалась в это время в Ярославле.

Я подумал, что судьба Ростопчина в чем-то схожа с судьбой Мусина-Пушкина, которого обвиняли в умышленном уничтожении своего Собрания российских древностей. Встречаясь, они, наверное, жаловались друг другу на несправедливость людской молвы. Но насколько оба графа были искренни?

– Ты говорил, есть несколько версий причин Московского пожара, – напомнил я Марку.

– По второй версии никто конкретно не обвинялся, а все сводилось к тому, что москвичи покидали город в спешке, в печах оставался огонь, он-то и послужил причиной пожара. И третья версия – Москву подожгли французы, таким образом наказав русских за то, что они не признали поражения и на Поклонной горе торжественно не вручили ключи от города, к чему тщеславный Наполеон привык в Европе. Считаю, это самая неубедительная версия.

– Почему? – удивился я. – Разве захватчики не могли не чувствовать ненависти к городу, который не склонился, не встал перед ними на колени?

– Считают, что пожар Москвы обошелся России в триста миллионов рублей ущерба. Перед уходом из города по приказу Наполеона были взорваны стены и многие башни Кремля, конечно, не обошлось и без поджогов. Но вряд ли французы стали заниматься поджогами сразу, как только вошли в Москву. Наполеон не терял надежды, что Россия запросит мира, пощады. Но этому не суждено было сбыться. От пожара пострадала Россия, но от него досталось бед и наполеоновской армии: благодаря пожару, французы лишились теплых зимних квартир и продовольствия, так как провиантские склады сгорели дотла.

– Возможно, пожаром Москвы Наполеон рассчитывал устрашить русских?

– Не знаю, на что он рассчитывал, но вышло наоборот – пожар еще сильнее разжег пламя ненависти к захватчикам. Поэтому вероятно, что пожар – в какой-то степени – дело рук оставшихся в Москве русских патриотов. Вполне допустимая версия. Вряд ли это были люди из дворянских кругов, из обеспеченных. Решиться на такое могли только те, кому нечего терять. Воспоминаний после войны они не писали, а своим трудом восстанавливали сгоревшую Москву, которую, может, сами же и подожгли. Впрочем, на вопрос, кто поджег Белокаменную, вряд ли история когда-нибудь даст окончательный ответ. Возможно, все версии в какой-то степени справедливы, и пожар случился сразу по нескольким причинам: и французы поджигали, и русские, были и случайные пожары от непогашенного огня в печах…

Марк разложил на столе копию старинного плана Москвы, испещренного какими-то пометками, внимательно начал разглядывать его.

– И все-таки ты не веришь, что пожар произошел случайно, – догадался я.

Незаточенный конец карандаша в руке Марка заскользил по плану Москвы:

– Пожар одновременно начался в нескольких местах: на казенных складах в Замоскворечье, в Каретном ряду и Гостином дворе. Как видишь, расстояние между очагами пожара приличное, и если соединить их линией, то она по прямой, по диагонали, пересечет наиболее застроенную в те времена часть Москвы. Правда, не пострадал Кремль, находящийся в центре Садового кольца, которое ограничивало Земляной город.

– Выходит, версия об умышленном поджоге рушится?

– Я так не считаю. Во-первых, в Кремле остановился Наполеон, и здесь французы сами боролись с огнем. Во-вторых, вряд ли у кого-нибудь из русских поднялась бы рука на Кремль – исторический и культурный центр Москвы. Это понимали не только образованные люди. Русские патриоты, как известно, спасли Кремль от полного разрушения, которому Наполеон хотел подвергнуть его при уходе из Москвы. Не исключено, что пожар Москвы и спасение Кремля – дело одних и тех же людей…

Сейчас меня интересовало другое – виновен ли Мусин-Пушкин в гибели списка «Слова о полку Игореве»?

Марк опять склонился над картой.

– Районы за чертой Земляного города – Покровская, Серпуховская, Мясницкая, Сущевская, Пресненская и Мещанская части – пострадали в пожаре меньше, то есть меньше пострадали районы севернее и западнее от центра города. Вспомним, что Наполеон, напуганный масштабами пожара, бежал не куда-нибудь, а на северо-запад Москвы, в Петровский дворец.

– И что из этого следует?

– Немалую роль в распространении пожара сыграла погода – в начале сентября в Москве было сухо и дул сильный ветер. Думаю, это был западный ветер, он и перекинул огонь на Садовое кольцо, к Разгуляй-площади, где стоял дом Мусина-Пушкина.

Я никак не мог понять, к чему клонит Марк, зачем потребовался ему этот экскурс в метеорологию?

– Если поджог Москвы действительно имел место, то это вряд ли относится к дому Мусина-Пушкина. Вероятнее всего, он сгорел в результате постепенного распространения пожара.

– Как это могло отразиться на судьбе «Слова»? – начал