я терять терпение, удивляясь, зачем Марк приводит такое большое количество малозначительных, на мой взгляд, фактов.

Он словно не замечал моего нетерпения, сыпал все новыми и новыми цифрами:

– Есть точные сведения, что из 2567 каменных зданий уцелело 526, из 6584 деревянных – 2100. Таким образом, пожар уничтожил две трети Москвы, шансов уцелеть у дома Мусина-Пушкина почти не было. С большой долей вероятности мы выяснили, что графский дом загорелся не сразу, а спустя некоторое время после начала пожара. Он бушевал неделю, и все эти дни доблестные французские солдаты, в Москве быстро превратившиеся в обычных мародеров, усиленно занимались грабежом. Наверняка богатый дом сиятельного графа тоже подвергся этой участи. Почему, спрашивается, не предположить, что Собрание российских древностей не заинтересовало какого-нибудь образованного французского офицера? А таких было немало в армии Наполеона, который любил изображать из себя просвещенного императора и собрал под свои знамена весь цвет Франции. Вспомним хотя бы Анри Бейля – будущего великого писателя Стендаля. Он служил в армии Наполеона военным интендантом, был очевидцем Бородинского сражения, пожара Москвы и бегства французов из России. Так что вопрос – действительно ли «Слово о полку Игореве» сгорело в огне пожара? – остается открытым. Мы не знаем его участи. Возможно, в офицерском сундуке или солдатском ранце оно оказалось во Франции и до сих пор хранится где-нибудь на чердаке, среди рухляди и старых бумаг…

Я не нашел убедительных доводов, чтобы возразить Марку. Только теперь мне стало понятно, почему так подробно он изложил обстоятельства Московского пожара – именно они позволили ему выдвинуть эту неожиданную, но убедительную версию.

И правда, почему мы так уверенно заявляем, что «Слово о полку Игореве» погибло в доме Мусина-Пушкина? Свидетелей этому нет, значит, нет и доказательств.

К версии Марка я сделал бы только одно добавление. Пожар дома Мусина-Пушкина не мог не привлечь внимания оставшихся в Москве жителей. Кто знает, может, один из москвичей, знавший, какое богатство представляет собой графское Собрание российских древностей, проник в дом и взял из этого собрания самые ценные рукописи – и среди них было «Слово»? Это же мог совершить кто-нибудь из дворовых графа.

После рассказа Марка для меня несколько прояснился и тот вопрос, ради ответа на который я приехал в Москву: как Мусин-Пушкин допустил, что бесценное Собрание российских древностей осталось в Москве, в результате чего и погибло? Видимо, сиятельный граф был таким же самоуверенным патриотом, как Ростопчин, ему до последнего момента даже в голову не могло прийти, что Москва будет сдана французам. Когда же участь Москвы была решена, спасать Собрание древностей было уже поздно.

Но граф мог спасти самое ценное, то же «Слово о полку Игореве». Почему он не сделал этого? Мусин-Пушкин не мог не понимать, какое важное звено в истории русской литературы представляет собой «Слово». Его нельзя было подвергать даже малейшей опасности, а между тем граф оставляет его в Москве, к которой подходят войска неприятеля.

Чем дольше я думал об этом, тем больше поведение сиятельного графа настораживало меня. Своими сомнениями я поделился с Марком, но он тоже не смог объяснить этот непонятный поступок Мусина-Пушкина.

Глава пятая. Превращено в пепел

Я попросил рассказать о загадке Семлевского озера, которая так неожиданно переплелась с тайной гибели «Слова о полку Игореве».

Марк не заставил себя уговаривать и охотно углубился в историю, которую в силу своего профессионального интереса знал досконально:

– Наполеон простоял в Москве 39 дней и потерял за это время 70 тысяч солдат, то есть больше, чем в Бородинском сражении. Я уже говорил, что сдача Москвы была неожиданностью для большинства русских, поэтому здесь остались огромные ценности. Солдаты и даже офицеры пустились в мародерство. Первое время Наполеон пытался навести порядок, но убедился, что все усилия бесполезны. И грабеж превратился чуть ли не в главное занятие всей французской армии. Об этом в своих воспоминаниях писали сами участники русского похода…

Марк снял с полки книгу большого формата, нашел нужную страницу и прочитал отрывок из воспоминаний француза Сегюра:

– «Когда Наполеон возвращался из Кремля, ему загораживали дорогу длинные вереницы мародеров, беспорядочные группы солдат, шумно толпившиеся около входов в подвалы, около дворцов, лавок и церквей, которым угрожал огонь и двери которых они пытались взломать.

Движение императора затруднялось встречавшимися на пути обломками разнообразной мебели, которую выбрасывали из окон, чтобы спасти ее от пожара, прочей богатой добычей, которую по прихоти бросали грабители…

При таком беспорядке Наполеон вернулся в Москву. Он предоставил своей армии заниматься грабежом, надеясь, что поиски солдат, рассеявшихся по этим развалинам, не окажутся бесплодными…

Был установлен очередной порядок мародерства, которое, подобно другим служебным обязанностям, было распределено между различными корпусами…»

Это сообщение интересно тем, что в нем прямо говорится об организованном характере грабежа, – захлопнул Марк книгу. – В грабеже Москвы принял участие даже сам император. Некий сержант Бургонь вспоминал, что по приказу Наполеона была создана специальная рабочая команда, которая сняла золоченых орлов с кремлевских башен и крест с колокольни Ивана Великого, обитый позолоченным серебром. Таким образом, когда 19 октября французская армия вышла из Москвы, ее сопровождал огромнейший обоз, в котором были церковные украшения, посуда и обстановка из московских дворцов, иконы в драгоценных окладах и товары из ограбленных магазинов, сундуки золотых монет и все, что приглянулось завоевателям. Тот же сержант Бургонь указывал, что обоз, составленный из повозок в три-четыре ряда, протянулся на целую милю. Об этом писали и другие участники похода, в том числе и Стендаль, которому с большим трудом удалось выбраться из сгоревшей, ограбленной Москвы. Как военный интендант он, вероятно, хорошо знал, какие ценности были вывезены отсюда, однако в своих письмах из России и в последующих статьях о Наполеоне и русском походе не написал об этом, – с осуждением в голосе сказал Марк.

Я хотел заметить ему, что оставленные Стендалем романы гораздо важнее, чем письма из Москвы с подробным изложением результатов грабежа, но промолчал. Как следователь, он имел свой, профессиональный взгляд даже на Стендаля.

– В судьбе французской армии, – продолжил Марк, – обоз сыграл роковую роль: он замедлил ее продвижение вперед и ослабил способность к активным оборонительным действиям. Армия превратилась в толпу, и каждый думал только о том, как бы довезти, донести наворованное до дома.

– Неужели Наполеон не понимал этой опасности?

– По-настоящему он понял ее только 25 октября, после сражения при Малом Ярославце, когда русские войска отрезали ему дорогу на Калугу. Наполеон приказал сжечь все, что мешало дальнейшему продвижению армии, были