— Харри Холе.

— Что-то в вас есть знакомое. Вас показывали по телевидению?

— Много лет назад. До этого. — Он указал на шрам на лице.

— Ах да, вы — полицейский, изловивший серийного убийцу, верно?

Теперь перед Харри было две дороги. Он выбрал узкую.

— Бывший полицейский.

— А чем теперь занимаетесь? — спросила она равнодушно, переместив взгляд ему за плечо, на входную дверь. Сжала накрашенные красным губы и пару раз взмахнула ресницами. Предвкушение. Наверное, важный обед.

— Конфекцион и обувь, — ответил Харри.

— Вижу. Классный костюмчик.

— Классные ботиночки. От Рика Оуэнса?

Она взглянула на него, как будто заново знакомясь. Хотела что-то сказать, но уловила движение у него за спиной.

— Мой друг пришел. Может, еще увидимся, Харри.

— Ммм. Я надеялся, что мы сможем немного поговорить сейчас.

Она засмеялась и склонилась к нему:

— Мне нравится твоя прямолинейность, Харри. Но сейчас двенадцать часов дня, я совершенно трезва, и у меня уже есть собеседник для обеда. Хорошего дня.

Она пошла, постукивая каблуками ботинок.

— Густо Ханссен был твоим любовником?

Харри произнес это тихо, а Исабелла Скёйен отошла уже метра на три. Но тем не менее она остолбенела, как будто подключилась к частоте, которая перекрывала звуки шагов, голосов и пения Дайаны Кролл и входила ей прямо в висок.

Она развернулась.

— Ты позвонила ему четыре раза за один вечер, последний звонок был сделан в два тридцать четыре ночи. — Харри уселся на один из барных стульев.

Исабелла Скёйен вернулась на три метра назад. Она возвышалась над ним. Харри вспомнил сказку про Красную Шапочку и волка. И Красной Шапочкой была не она.

— Чего ты хочешь, малыш Харри? — спросила она.

— Я хочу знать все, что знаешь ты о Густо Ханссене.

Ноздри на топорище раздувались, а великолепная грудь вздымалась. Харри разглядел большие черные поры на ее коже, как пиксели в мультике.

— Поскольку я являюсь одной из немногих в этом городе, кто заботится о здоровье наркоманов, я одна из немногих, кто помнит Густо Ханссена. Мы потеряли его, и это прискорбно. Я звонила ему, потому что его номер был сохранен в моем мобильнике с тех пор, как мы пригласили его на заседание комитета РУНО. Его имя похоже на имя одного моего доброго друга, и случается, я путаю номера. Такое бывает.

— Когда ты видела его в последний раз?

— Послушай, Харри Холе, — тихо прошипела она, сделав ударение на слове «Холе», и приблизила свое лицо к нему. — Если я правильно тебя поняла, ты не полицейский, а парень, торгующий конфекционом и обувью. И я не вижу ни одной причины разговаривать с тобой.

— Все дело в том, — сказал Харри, откидываясь на барную стойку, — что мне ужасно хочется с кем-нибудь поболтать. Если не с тобой, то с журналистом. А они просто обожают скандалы со знаменитостями и все такое прочее.

— Знаменитостями? — повторила она, включив ослепительную улыбку, предназначавшуюся не Харри, а мужчине в деловом костюме, стоявшему рядом с метрдотелем. Мужчина помахал ей в ответ. — Я всего-навсего секретарь члена городского совета, Харри. Одна или две фотографии в газете не превращают тебя в знаменитость. Подумай, как быстро забыли тебя самого.

— Мне кажется, газеты видят в тебе восходящую звезду.

— И ты в это веришь? Возможно, но даже самым жутким таблоидам нужны факты, а у тебя ничего нет. Набранный по ошибке номер…

— Такое случается. А вот чего не случается… — Харри вздохнул. Она права, у него ничего нет. Поэтому ему нечего делать на узкой дороге. — …Так это того, что кровь четвертой группы с отрицательным резус-фактором случайно всплывает в двух местах, связанных с одним и тем же убийством. Такая кровь у одного из двухсот. Поэтому когда в отчете судебных медиков говорится, что под ногтем Густо была кровь этой группы, а в газетах пишут, что у тебя тоже эта группа крови, старый следователь не может не сложить два и два. Все, что мне надо сделать, — это попросить сделать анализ на ДНК, и тогда мы точно узнаем, в кого Густо вонзал когти прямо перед тем, как его убили. Ну как, немного больше, чем просто интересный заголовок в газете, Скёйен?

Секретарь члена городского совета яростно заморгала, как будто веки могли привести в движение челюсти.

— Скажи-ка, тот человек — это наследный принц Рабочей партии? — спросил Харри, прищуриваясь. — Как там его зовут?

— Мы можем поговорить, — сказала Исабелла Скёйен. — Позже. Но тогда обещай держать язык за зубами.

— Когда и где?

— Дай свой номер телефона, я позвоню после работы.

Фьорд все так же истерически сверкал в солнечных лучах. Харри надел солнцезащитные очки и закурил сигарету, чтобы отпраздновать удачный блеф. Он сидел на краю причала, наслаждаясь каждой затяжкой, и рассматривал бессмысленно дорогие игрушки самого богатого в мире рабочего класса, пришвартованные к пристани. Потом он затушил сигарету, плюнул во фьорд и приготовился нанести следующий по списку визит.

Харри подтвердил женщине в приемной Онкологического центра, что у него назначена встреча, и та выдала ему бланк. Харри вписал в него имя и номер телефона, но графу «компания» оставил пустой.

— Частный визит?

Харри покачал головой. Он знал, что хорошие секретари имеют привычку располагать достаточным количеством сведений, собирать информацию о тех, кто приходит и уходит, и о тех, кто работает в организации. Когда он работал следователем и ему требовалось получить какую-либо информацию частного характера с места работы, он в первую очередь беседовал с секретарями.

Она пригласила Харри пройти в кабинет в глубине коридора, махнув рукой в нужную сторону. Харри шел мимо закрытых дверей кабинетов и застекленных окон больших помещений, в которых находились люди в белых халатах, столы со стеклянными колбами и штативами и стальные шкафы с большими навесными замками — настоящее эльдорадо для любого наркомана.

В конце коридора Харри остановился перед закрытой дверью и, перед тем как постучать, на всякий случай прочитал имя на табличке: «Стиг Нюбакк». Он успел стукнуть всего один раз, а из кабинета уже раздался крик: «Войдите!»

Нюбакк стоял за письменным столом, прижимая к уху телефонную трубку. Он жестом пригласил Харри войти и присесть. Произнеся три раза «да», два раза «нет», один раз «черт возьми» и весело рассмеявшись, он положил трубку и уставился на Харри пытливыми глазами. Харри же по старой привычке сполз по стулу и вытянул вперед ноги.

— Харри Холе. Вы меня, конечно, не помните, но я вас помню.

— Я многих арестовывал, — сказал Харри.

Опять веселый смех.

— Мы вместе учились в школе в Уппсале, я был года на два младше вас.