Харри подошел к входной двери, заглянул в окошко и позвонил. Подождал. Снова позвонил. Подождал минуту. А потом выбил стекло.

Он просунул руку вовнутрь, нащупал замок и отпер его.

Харри перешагнул через осколки стекла, прошел по коридору и оказался в гостиной.

Первое, что удивило его, — это темнота. Здесь было темнее, чем должно быть в гостиной, даже при выключенном освещении. Он понял, что в комнате задернуты шторы. Толстые светонепроницаемые шторы, какие висели у них в войсковой части в Финнмарке, чтобы полярный день не мешал солдатам спать.

Второе, что его поразило, — это ощущение того, что он не один. И поскольку опыт Харри подсказывал, что такие ощущения почти всегда являются результатом вполне конкретных чувственных впечатлений, он сосредоточился на том, чтобы разобраться в этих впечатлениях и подавить собственную совершенно естественную реакцию: учащенный пульс и острое желание начать пятиться и выйти отсюда тем же путем, что вошел. Он прислушался, но услышал только, что где-то тикают часы, наверное в соседней комнате. Он принюхался. В воздухе стоял тошнотворный затхлый запах, но было что-то еще, что-то далекое, но знакомое. Он закрыл глаза. Обычно он узнавал об их приходе заранее. На протяжении многих лет он научил себя мыслить стратегически, чтобы держать их на расстоянии. Но сейчас они накинулись на него прежде, чем он успел запереть дверь. Призраки. Здесь пахло местом преступления.

Он открыл глаза, и его тут же ослепило. Свет проникал в комнату через мансардные окна наверху. По полу пробежала полоса света. Потом раздался звук двигателей самолета, и через секунду гостиная снова погрузилась во мрак. Но он уже увидел. И унять учащенный пульс и подавить желание выбраться отсюда было уже невозможно.

Он увидел «жука». «Жук» раскачивался прямо перед ним.

Лицо было разворочено.

Харри включил свет в гостиной и посмотрел на распростертого на полу мертвого мужчину.

Его правое ухо было прибито гвоздем к паркетному полу, а на лице виднелось шесть черных кровавых кратеров. Искать орудие убийства не было нужды, оно болталось на уровне лица Харри. К веревке, переброшенной через потолочную балку, был привязан кирпич. Из кирпича торчали шесть окровавленных гвоздей.

Харри присел на корточки и поднял руку трупа. Мужчина уже остыл. Хотя в гостиной было тепло, трупное окоченение уже наступило. Появились и трупные пятна: сочетание действия силы тяжести и отсутствия кровяного давления привело к тому, что кровь собралась в нижних участках тела и придала нижней стороне руки красноватый оттенок. Мужчина мертв как минимум двенадцать часов, предположил Харри. Белая отглаженная рубашка была задрана так, что виднелась кожа на животе. Она еще не позеленела оттого, что бактерии начали пожирать тело; пиршество, как правило, начиналось через сорок восемь часов после смерти именно в области живота.

Кроме рубашки на нем были развязанный галстук, черные костюмные брюки и начищенные ботинки. Как будто он только что вернулся с похорон или из офиса, где принят дресс-код.

Харри поднял телефонную трубку и заколебался, куда звонить: в оперативный центр или прямо в убойный отдел. Он набрал номер оперативного центра, оглядываясь по сторонам. Следов взлома он не заметил, следов борьбы в гостиной тоже не было. Помимо кирпича и трупа, здесь не было ничего, и Харри знал, что, когда приедет оперативная группа, она ничего не найдет. Ни отпечатков пальцев, ни следов обуви, ни ДНК. И следователи-тактики не продвинутся в расследовании: никто из соседей ничего не видел, камера наблюдения на ближайшей бензоколонке не зафиксировала незнакомые лица, с телефона Шульца не производилось подозрительных звонков. Ничего. В ожидании ответа Харри вышел на кухню. По старой привычке он ступал очень осторожно и старался ни до чего не дотрагиваться. Взгляд его упал на кухонный стол и на блюдце, на котором лежал недоеденный бутерброд с сервелатом. На спинке стула висел пиджак, подходящий к брюкам трупа. Харри пошарил по карманам и нашел четыреста крон, билет на поезд и удостоверение сотрудника авиакомпании. Турд Шульц. Лицо с профессиональной улыбкой на фотографии походило на остатки лица, которые он видел в гостиной.

— Оперативный центр.

— У меня здесь труп. Адрес…

Взгляд Харри упал на бедж.

— Да?

В нем было что-то знакомое.

— Алло?

Харри взял его в руки. Сверху большими буквами было написано: «ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОКРУГ ОСЛО». Ниже — «ТУРД ШУЛЬЦ» и дата. Он был в полицейском участке или полицейском управлении три дня назад. А теперь он, значит, мертв.

— Алло?

Харри повесил трубку.

Сел.

Подумал.

Он потратил полтора часа на обыск дома. После чего протер все поверхности, на которых мог оставить отпечатки, и снял полиэтиленовый пакет, который прикрепил резинкой к голове, чтобы случайно не обронить волосок. Существовало твердое правило: все следователи, расследующие убийства, и другие полицейские, работающие на месте преступления, должны зарегистрировать отпечатки своих пальцев и ДНК. Если он что-то оставит после себя, то полиция через пять минут будет знать, что здесь побывал Харри. В результате обыска были обнаружены три маленьких пакетика кокаина и четыре бутылки, судя по всему контрабандный алкоголь. А в остальном все было так, как он и предполагал: пусто.

Харри вышел на улицу, сел в машину и уехал.

Полицейский округ Осло.

Черт, черт.

Харри приехал в центр, припарковался, но остался сидеть в машине, уставившись невидящим взглядом в лобовое стекло. А потом набрал номер Беаты.

— Привет, Харри.

— Две вещи. Я хочу попросить тебя об услуге. И сделать анонимное сообщение о том, что в этом деле появился еще один труп.

— Я только что узнала.

— Значит, вы об этом знаете? — удивленно произнес Харри. — Способ убийства называется «жук». Это русское слово.

— Ты о чем?

— О кирпиче.

— Каком еще кирпиче?

Харри сделал глубокий вдох:

— А ты о чем говоришь?

— О Гойко Тошиче.

— Это еще кто?

— Мужик, который напал на Олега.

— И?

— Он найден мертвым в своей камере.

В глаза Харри ударил свет фар движущейся навстречу машины.

— Как…

— Сейчас выясняют. Выглядит так, будто он повесился.

— Зачеркни «-ся». Они и пилота убили.

— Что?

— Турд Шульц лежит в гостиной своего дома в Гардермуэне.

Прошло две секунды, прежде чем Беата ответила:

— Я сообщу в оперативный центр.

— Хорошо.