– Я вот не понимаю, что в ней такого особенного, в этой Наташке? – обиженно спросила Нюся, повертевшись на попе. – Мы с тобой сидим, сидим, и никто нас не берет, а у этой серой мымрочки от клиентов отбою нет!

– Бывают, Нюся, такие бабы, – вздохнула Катерина. – С виду – ничего особенного, а мужики за ними хвостом ходят…

– Эй, подруги! – хамским тоном позвал здоровенный жлоб в замурзанной и слишком тесной для него рубашке, застегнутой на одну пуговицу.

Под запятнанной рубашкой виднелись свежие бинты.

– Девку тут не видали? С вот такими красными шарами?

Оценив размер шаров, представленных огромными кулаками громилы, субтильная Нюся высокомерно сказала:

– Шары, чтоб вы знали, в женщине не главное!

– А тебе, мой хороший, обязательно надо, чтобы с красными? – томно потянулась Катерина. – У меня лично все розовенькое!

– Шары у нее нарисованные! – Громила сам сделался красным. – На майке, вот здесь!

– А-а-а! – протянула Катерина, стирая с лица зазывную улыбку. – Так ты тоже к Наташке, касатик? Ну, дуй на пятнадцатый этаж.

– Если еще хоть один клиент уйдет мимо нас на пятнадцатый, я пожалуюсь Генке! – злобно кривясь, пообещала Нюся.

– Не будь стервой, завидуй молча! – огрызнулась Катерина.

Громила закрылся в кабине лифта. Катя и Нюся, не сговариваясь, уставились на табло. «15» – через несколько секунд высветилось на нем.

– Это ка-та-стро-фа! – Катерина подкатила вдохновенно нарисованные глаза.

– Все, я иду к Генке! – Нюся вскочила и завертелась, оправляя на себе перекрутившуюся юбчонку.

Она резво выпрыгнула на середину холла, угодила прямо в группу товарищей под предводительством строгого мужчины с дымчатыми глазами и игриво мурлыкнула:

– Ой, простите!

– Ой, прощаем, – равнодушно отозвался дымчатоглазый, по прямой уходя к лифту.

Нюся застыла на одной ножке. Катерина схватилась за голову.

Группа суровых товарищей без суеты погрузилась в лифт и уехала на пятнадцатый этаж.

Беседовать в переполненной больничной палате не было никакой возможности. Я вывела принца Ольденбургского в коридор, но там тоже оказалось очень оживленно: как раз позвали на ужин, и все ходячие больные потянулись в столовую, а к лежачим со звоном и дребезжанием поехала тачанка с кастрюлями и ведрами. Толкала ее дюжая тетка с распаренным лицом, на котором читалась готовность задавить любого, кто встанет на пути ее походной кухни.

– Ничего, баба с полными ведрами – это очень хорошая примета! – подбодрила Тяпа.

Ничего особенно хорошего я в окружающей действительности не видела. На лестничной площадке, куда я выгнала Павла из коридора, толпились мужики с сигаретами. Этажом ниже самозабвенно целовалась парочка – юноша в больничной пижаме и барышня в гражданском. В поисках подходящего места для серьезного и обстоятельного разговора мы прошли всю лестницу сверху донизу, шагнули во двор – и только тут хорошая примета дала о себе знать. Такси, которое я ангажировала для нас с Раисой, все еще стояло у подъезда!

Сначала я думала попытать Ольденбургского прямо в машине, но соскучившийся водитель сумел вложить в дежурный вопрос «Куда едем?» столько искренней непосредственности и живой любознательности, что я поняла – он захочет принять самое деятельное участие в предстоящем допросе и испортит мне все гестапо.

– В отель «Перламутровый», – сказала я, решив, что лучшего места для интимного инквизиторского процесса, чем мой собственный номер, не найти.

– К тебе или ко мне? – бледно улыбнулся Ольденбургский негодяй.

– Ты лучше помолчи, побереги силы, – желчно посоветовала я. – Еще наговоришься!

Негодяй хмыкнул, но послушался. До отеля мы доехали под завывания радио, которое включил истомленный тишиной водитель. Ольденбургский помалкивал, сбежать или позвать на помощь не пытался, чем вызвал у меня серьезные подозрения.

– Он усыпляет бдительность! – решила Тяпа. – Усыпит – и уж тогда покажет себя во всей красе! За этим парнем глаз да глаз нужен.

В результате я так пристально следила за своим пленником, что забыла о необходимости поглядывать на таблички с цифрами и сообразила, что опростоволосилась, лишь когда Ольденбургский вытянул из кармана френча собственную ключ-карту и вставил ее в щель электронного замка.

Вернее, он попытался воткнуть карточку в отверстие, но не сумел этого сделать и нарушил обет молчания богохульной репликой:

– Что за черт?!

– Это не черт, это жвачка, – с удовольствием объяснила я.

– Жвачка? – Ольденбургский удивился гораздо больше, чем когда я подняла его с больничной койки с пистолетом (оказавшимся более эффективным подъемным механизмом, чем домкрат). – Откуда?

– От верблюда, – неоригинально срифмовала я, при воспоминании о десяти подушечках жвачки ощутив фантомную боль в натруженных челюстях. – Даже не пытайся открыть эту дверь своей карточкой!

– Не буду, – пообещал Ольденбургский и ударил в эту дверь своим плечом.

– Ты варвар! – возмутилась я.

Стон сломанного замка отозвался в моем сердце болью. Я еще не забыла, как проблематично в этом отеле организовать починку запорного механизма!

– А еще потомок аристократов! – укорила я взломщика.

– Откуда ты знаешь? – удивился он, бесстрашно заходя в темный номер.

– Это предположение, – объяснила я. – Оно основано на твоем повышенном интересе к генеалогическим деревьям.

Чтобы не потерять собеседника из виду, я тоже поторопилась переступить порог и сразу же хлопнула ладонью по выключателю.

– Проходи, не стесняйся, будь как дома! – пригласил меня Ольденбургский и полез в шкаф, словно намереваясь безотлагательно переодеться в домашнее.

– Теряем инициативу! – заволновалась Тяпа.

А Ольденбургский, копошась в шкафу, запросто, я бы даже сказала – интимно, спросил:

– Так о чем ты хотела поговорить, Наташенька?

– Какая еще Наташенька? – не поняла Тяпа.

– Если кое-кто забыл, так я кое-кому напомню, что кое-кто представил Павлу Таню под идиотским именем Тагора! Рабиндраната, понимаете ли, Тагора! – звенящим от праведного гнева голоском продребезжала Нюня. – А Рабиндраната, уж извините, сокращается только в Нату!

– Почему? Еще в Рябу! – проказливо захихикала неугомонная Тяпа. – А что? Прикольно! Принц сможет с полным основанием говорить: «Ты моя цыпочка! Моя ты Курочка Рябочка!»

– Тогда уж лучше Рябинка, – покривилась Нюня. – Это хотя бы похоже на человеческое имя.

– Это же название дерева! Причем не генеалогического. Нет, так не по-нашему, не по-бангалорски! – решительно возразила Тяпа. – В индийской табели о рангах земных воплощений бессмертной души животные стоят выше, чем растения!