Дымогенератор в его глазах работал на полную мощность. Я закашлялась, окончательно дезориентировалась в сером тумане и стала рассказывать. А поскольку тему моей исповеди полковник никак не определил, говорила я о том, что занимало и волновало лично меня – о Раисе, которая сначала пропала, потом нашлась и снова исчезла, подчиняясь злой воле неизвестного мужика с пистолетом.

Артем Петрович слушал меня очень внимательно, не перебивал, время от времени делая пометки в маленьком блокноте и без устали окуривая меня сизым дымом из-под ресниц. К концу своего монолога я совершенно одурела! И когда полковник меня оставил, не нашла в себе сил тронуться с места, так и сидела на бархатном крупе гнедого стула, неподвижная и бессмысленная, как Всадник без головы.

После меня Артем Петрович коротко переговорил с Ольденбургским, затем перемолвился парой слов с Катериной, быстро отпустил партизана в клетчатом и почему-то долго беседовал с Кинг-Конгом. Постепенно преодолевая воздействие одурманившего тумана, я наблюдала за ними, устроившимися в другом углу зала, с растущим интересом.

Катерина, поняв, что мужики на веселье не настроены, удалилась. Ольденбургский пересел ко мне и шепотом сообщил:

– Про Золотую рыбку я молчок! А ты?

– Не упоминала, – коротко ответила я, недоумевая, какое это имеет значение – называла я Райкино прозвище или нет.

Артем Петрович завершил беседу с Кинг-Конгом, отошел к окну и включился в серию телефонных разговоров. При этом Кинг-Конгу, в отличие от прочих задержанных, уйти не разрешили. Наоборот, его покрепче втиснули в слишком узкое для него кресло, по обе стороны от которого крепкими столбиками ограждения встали «ребятки» полковника.

– Не пора ли нам уйти? – шепнул Ольденбургский. – Кажется, ты должна мне кое-что отдать.

– Надеюсь, не свою девичью честь? – заволновалась Нюня, вспомнив подозрительную пачку долларов.

– Дура пугливая! – рявкнула на нее Тяпа. – Ольденбургскому нужно отдать его пистолет! И еще ту армейскую пуговку из-под кровати.

– Откуда вы знаете, что она у меня? – удивилась я вслух.

– У кого же еще!

Ольденбургский довольно хмыкнул, но развить свою мысль не успел – отвлекся. В Бородинском зале происходили события, наводящие на мысль о подготовке к одноименному сражению: Артем Петрович, спрятав телефон, в обход огромного, как хоккейная коробка, стола шагал к выходу и на ходу что-то бубнил в собственный воротничок. Его «ребятки» оставили Кинг-Конга, который упирался руками в подлокотники, тщетно пытаясь выбраться из затянувшего его кресла, и устремились вслед за начальником. При этом двое на бегу придерживали телефонную гарнитуру над ухом, а третий крайне подозрительно цапал себя под мышкой.

– Сейчас прольется чья-то кровь! – сообразила Тяпа.

– Нам же необязательно идти за ними? – струхнула Нюня.

Как же, необязательно! Я спрыгнула с кресельного крупа, как лихой кавалерист. Интуиция подсказывала, что пробуждение вулканической активности Артема Петровича и его коллег как-то связано с моими собственными детективными потугами. Впрочем, относительно своей роли в истории я не обольщалась: сыщица из меня получилась никудышняя.

– Тем более имеет смысл цепляться за профессионалов! – одобрила мои дальнейшие действия смелая Тяпа.

Хватать убегающих профи за рукава и штанины я, конечно, не стала, но попыталась от них не отстать. Ольденбургский, Беловежский и Гориллообразный, галдя вразнобой, зачем-то увязались за мной, и мы вывалились из Бородинского зала шумной оравой.

– Назад! Без вас обойдемся! – крикнул один из парней полковника, последним заскакивая в лифт.

– А мы по лесенке, по лесенке! – успокаивающе пробормотала я, максимально ускоряясь.

За моей спиной неотступно топали три пары ног. Спонтанный забег вниз по лестнице получился неожиданно массовым, но обыграть скоростной лифт нашей спортивной команде не удалось.

– Где они? – вылетев в холл, завертела я головой.

Из лобби наружу вели две двери, расположенные в разных концах протяженного холла, да еще имелся подземный переход к бассейну, находящемуся во внутреннем дворе. Артем Петрович со товарищи могли воспользоваться любым из этих выходов. Определиться с наиболее перспективным направлением мне помогли вращающиеся двери парадного входа: они крутились, точно лопасти бетономешалки, работающей вхолостую. Значит, совсем недавно кто-то в большой спешке покинул отель.

– А теперь куда? – спросил Лева, вырвавшись из «Перламутрового» на моих плечах.

– Да, куда? – в рэповом стиле (ему это шло) пробурчал Кинг-Конг.

– Мужчины! – фыркнула Тяпа. – Фиг дождешься от них инициативы!

А я и не дожидалась. Опасно подрезав подкативший к парадному лимузин, я под возмущенное гудение клаксона взбежала по ступенькам лестницы, ведущей на вершину холма, и оттуда из-под ладошки обозрела окрестности.

Артем Петрович и его молодцы острым гусиным клином летели на свет прожектора, укрепленного на дальнем конце пирса. От него как раз отчаливала аккуратная белая яхточка, очень похожая на дорожный мини-утюг, которым Райка разглаживала свои наряды по приезде в «Перламутровый». У меня екнуло сердце.

– Нашла? – выдохнул мой боевой белорусский товарищ, взлетая на пригорок и становясь по правую руку.

Слева вырос сопящий Кинг-Конг. Картина «Три богатыря» стала полной. Слабый здоровьем Ольденбургский ковылял по ступенькам с замедлением.

А на черном экране воды разворачивалось действие иной картины – настоящего триллера. Добежав до края причала, полковник и его парни свернули на лесенку, ведущую на нижний ярус, – я слышала, как загремели под их башмаками металлические прутья ступеней. Через минуту из-под слоновьих ног пирса выскользнул катер то ли синего, то ли серого цвета. В наступивших сумерках его трудно было разглядеть, но белый пенный след за кормой на чернильной глади виднелся отчетливо. По тому зигзагу, которым расшила черный шелк воды белая строчка пенного следа, стало ясно, что темный катер последовал за белой яхтой. Вот она-то была видна очень хорошо. Присмиревший Кинг-Конг, мучительно хмурясь и щурясь, встревоженно пробормотал:

– Никак, наша?

– Что? – машинально переспросила я, пристально глядя на две перевернутые буквы «V», нарисованные на воде пенными следами яхты и катера.

Буквы сближались.

– «Сигейт», яхта моего шефа! – объяснил Кинг-Конг.

В этот момент белая яхта и темный катер поравнялись, сообща нарисовав на воде одну расплывчатую «W», и в следующую секунду над морем грянул гром.

– Это выстрел? – удивился Беловежский.

– Никак, мой?! – пуще прежнего взволновался сосед слева.

– Что?! – дико рявкнула я.

Нервы, разодранные выстрелом в клочья, затрепетали на ветру морскими флажками.