– Но как же так, Димочка?..

Он не стал слушать дальше, спрятался от расспросов в своей комнате, прижался мокрой от пота спиной к стене, крепко зажмурился, пытаясь выдавить из памяти воспоминания. Смерть красива, но страшна – вот единственное, что он понял, единственное, что вынес из этой жуткой ночной прогулки. Наверное, было еще что-то, что пытался донести до него уже больше ста лет как мертвый барон, но это казалось таким большим и всеобъемлющим, что не умещалось в голове. Позже, Демос обдумает все позже, а пока нужно хоть немного поспать. Днем должно стать если не легче, то понятнее.

Демос ошибся: днем не стало легче, днем к прежним вопросам добавились новые, и на смену загнанному в самые дальние уголки подсознания страху пришло любопытство. А еще непонятное, совершенно иррациональное ощущение собственной исключительности, ощущение, что отныне в его жизни появился смысл. Понять бы еще, в чем он состоит.

Родители так и не узнали о ночных похождениях сына. Испорченную одежду Демос до поры до времени затолкал под кровать, а когда все разошлись по своим делам, отнес на помойку. Оказывается, иногда полезно быть мажором, можно выбрасывать вещи, и этого никто не заметит. Никто, кроме бабы Иры.

Баба Ира ждала его на пороге, прислонившись спиной к стене, словно ноги ее не держали. А может, и не держали, подумалось вдруг. Она смотрела на Демоса испуганно и просительно одновременно, но вместо ненужных и бесполезных расспросов тихо сказала:

– Димочка, а я блинчиков испекла. Ты хочешь блинчиков?

Он не хотел блинчиков, он вообще не хотел есть, но, чтобы не обижать бабу Иру, съел сразу пять штук. А она сидела напротив и всматривалась в его лицо, словно искала какие-то важные, только ей одной заметные перемены. Может быть, даже нашла, потому что так ни о чем и не спросила, лишь попросила:

– Димочка, ты себя береги. Хорошо?

– Хорошо. – Он поставил в мойку пустую тарелку, пряча глаза, поцеловал бабу Иру в щеку. – Мне пора.

– А когда ждать? – Все-таки она не выдержала, в невинный на первый взгляд вопрос вложила всю свою тревогу.

– Часа в четыре, – сказал Демос и сам поверил тому, что сразу после занятий и факультативов не станет по привычке бродить по городу, а вернется домой, в семью, где его никто не понимает, а по-настоящему любит не то приживалка, не то домработница баба Ира.

Он вернулся в половине шестого. Почти не соврал. Родителей то ли еще не было, то ли уже не было, Демос никак не мог разобраться в рабочем графике отца и хаотичной, лишенной смысла, светской жизни матери. Баба Ира привычно хлопотала на кухне, но, как только лязгнула входная дверь, вышла в прихожую. Она смотрела все тем же вопросительно-испуганным взглядом, что и утром, и Демос мысленно порадовался, что хоть на сей раз он ее не подвел. Трудно быть готом и при этом оставаться хорошим домашним мальчиком. Да что там трудно, невозможно! Хорошо, что кроме родителей у него еще есть баба Ира.

Вечер тянулся непривычно медленно. Наверняка все было бы иначе, если бы Демос включил компьютер, но он не включал, не сводил взгляда с настенных часов, наблюдая, как маленькая стрелка медленно, но неуклонно приближается к двенадцати. Ему предстояло решить самую сложную в своей жизни задачу: сознаться в собственном малодушии и начать жить той жизнью, которую баба Ира и родители считают нормальной, либо включить Интернет и признать ту, другую, находящуюся за гранью добра и зла жизнь.

Ровно в полночь Демос вышел в сеть. Барон уже ждал его в аське. Это был странный разговор, Демоса не покидало ощущение нереальности происходящего. Вот они, два существа из разных миров, общаются в киберпространстве, как будто их не разделяют ни расстояние, ни годы, ни смерть. Наверное, это правильно, наверное, Интернет – самое подходящее место для вот таких встреч реального и потустороннего, ведь если разобраться, Интернет – это тоже что-то потустороннее, способное трансформировать материальную жизнь в набор нулей и единиц. А белый шум? Это же тоже реальность! Так почему же существам с той стороны не воспользоваться высокими технологиями?!

Барон сказал, что он, Демос, смелый и бесстрашный, что он тот единственный, кто сможет исправить ошибку и искупить вину предков. Про вину предков звучало особенно интересно, потому что в роду Демоса не было никаких выдающихся личностей, все заурядные, среднестатистические. О какой же вине речь?.. Барон не ответил, лишь посоветовал пересмотреть семейные архивы.

Связь уже давно прервалась, а Демос все сидел, растерянно глядя на монитор компьютера и пытаясь понять, где их вообще искать – эти семейные архивы…

На помощь пришла баба Ира. Даже странно, что он сразу не подумал обратиться к ней. А даже если бы и подумал, то ведь не станешь будить ее посреди ночи?!

– Это хорошо, Димочка, что тебя заинтересовала история семьи. – Баба Ира улыбалась, но в уголках ее глаз притаилась тревога. – Сохранилось не много, но кое-что есть.

Демос сидел перед разложенными на столе фотокарточками, такими древними, что даже не верилось, что они сохранились до наших дней. Карточек оказалось немного, всего четыре штуки. На первой невысокий и какой-то совершенно невыразительный мужчина держал в руках развернутую газету. Вид у него был важный и исполненный чувства собственного достоинства, точно в этом клочке бумаги сосредоточился весь смысл его жизни. Андрей Васильевич Сотников, какой-то там пра-пра-прадед Демоса, смотрел в объектив с внимательным прищуром, словно знал, что спустя более чем сто лет фотокарточка с его изображением окажется в руках у его потомка.

На второй фотографии пра-прадед был уже в компании молодого мужчины, высокого, статного, красивого какой-то правильной, настоящей мужской красотой. Такой, которая без прикрас и дурацких финтифлюшек, но от которой невозможно оторвать взгляд. Этот второй был похож на Демоса гораздо сильнее, чем первый, но, увы, предком Демоса являлся заурядный Андрей Васильевич Сотников, а не этот… Парень перевернул фотокарточку, чтобы прочесть имя незнакомца, и забыл, что нужно дышать. Вот, оказывается, как выглядел барон Максимилиан фон Вид, его призрачный полуночный друг. Он выглядел так, как Демосу хотелось бы выглядеть самому. Даже с фото от него веяло чем-то необъяснимо загадочным и притягательным, приключениями, путешествиями, любовными победами и опасностью. Опасность чувствовалась сильнее всего – острая, явная, с мускусным звериным духом…

Третье фото было постановочным, если можно так сказать о фото, сделанном сто лет назад. Все тот же невзрачный предок с идиотским веночком на плешивой голове. Все тот же барон, но уже не в чопорном костюме, а в белоснежной рубахе свободного кроя, такой, в каких, наверное, разгуливали разбойники и корсары. А рядом – кокетливая красотка с античной прической и аппетитными формами. Не просто рядом: рука красотки лежит на предплечье барона, а во взгляде, устремленном на него, сквозит что-то такое… собственническое. Возле красотки – добродушно улыбающийся толстяк в расходящемся на необъятном пузе жилете, с жирными пятнами на сорочке и тоже с идиотским веночком на голове. Может, у них там была какая-то костюмированная вечеринка? Или в конце девятнадцатого века вечеринок еще не существовало?..