После убийства Грининга его единомышленники, за исключением Элиаса, скрылись. Сначала их допрашивал констебль, и у всех было алиби. «Так они скрылись, потому что испугались религиозных преследований, – подумал я, – или по какой-то другой причине?» Остался только бедный Элиас, потому что был нужен матери и сестрам, и его убили те же люди, которые прикончили Грининга.

Тут у меня возникла новая загадка: предсмертные слова Элиаса матери. «Убит за Анну Эскью». Может быть, компания Грининга как-то была связана с Анной до ее ареста и они боялись, что это обнаружится?

И я снова задумался об Армистеде Грининге и его друзьях. По словам Оукдена, кроме самого Грининга и Элиаса, было еще один-два человека, кто заходил к его соседу время от времени, но сердцевину маленького сообщества составляли трое исчезнувших. Я записал их имена: Маккендрик, солдат-шотландец. Кёрди, свечник. Вандерстайн, голландский купец. Религиозные радикалы, встречавшиеся, чтобы вести потенциально опасные разговоры. Возможно, сакраментарии или даже анабаптисты. И каким-то образом в руки Гринингу попало «Стенание».

Радикальные сообщества были хорошо известны своей любовью к дискуссиям, часто приводившим к ссорам между их членами. Оукден подслушал Армистеда и его гостей, когда те громко спорили. И я подумал: а что, если это они каким-то образом украли рукопись и собирались напечатать ее в доказательство того, что королева сочувствует религиозным радикалам? Возможно, они даже задумали устроить этим возбуждение среди народа, так как королева была очень популярна. Конечно, сама эта идея была безумна – единственным ее результатом была бы гибель королевы. Но религиозные радикалы часто бывали невежественны и наивны, когда дело касалось действительных политических реалий.

Я встал и начал ходить туда-сюда. Но это, сказал я себе, чистые домыслы. И человек, спор о котором подслушал Оукден перед убийством Грининга, был неким таинственным Джурони Бертано, а не королевой, причем они называли его слугой Антихриста, который вот-вот должен прибыть, но о котором никто ничего не знал. Я записал и это имя – по звучанию, не зная, как оно правильно пишется, – и решил спросить Гая о возможной национальности носителя такого имени.

А потом написал последнее имя – Билкнап. Тут была полная загадка, и она меня очень тревожила. Стивен как будто не сомневался, что и меня, и королеву ждет печальная судьба. Но я вычеркнул его имя: предсмертные слова моего врага, скорее всего, относились к охоте на еретиков и его надежде дожить до того дня, когда она нас настигнет.

Я положил перо, посмотрел на сад, уже почти совершенно покрывшийся мглой, и подумал о королеве. Ее религиозное рвение и желание поделиться своей верой заставили ее забыть свои обычные осторожность и здравомыслие. Теперь она жалеет об этом и преисполнена чувством вины. Само по себе «Стенание» могло и не быть ересью, но, написав эту книгу тайно от Генриха, Ее Величество проявила свою нелояльность, свое недоверие ему. Такое нелегко прощается. Король не позволил обвинить ее без свидетельств, когда Гардинер пытался ее скомпрометировать, но если б ему тогда дали эту рукопись – или, хуже того, отпечатанный, опубликованный экземпляр… Я только покачал головой при мысли, какая судьба могла ее ждать.

На следующий день, в понедельник, рано утром ко мне зашел Барак. Когда мы ехали по Флит-стрит вдоль городской стены, я заметил, что его вороная кобыла Сьюки стареет. Небо приобрело тот молочно-белый цвет, который может предвещать летний дождь.

– Билкнап вчера умер, – сказал я.

– Некоторые отправляются прямо в ад, – отозвался Джек.

– Он сказал мне, что не верит в жизнь после смерти. И до конца говорил гадости.

– Я же вас предупреждал!

– Да, предупреждал.

– А это дело, с сундуком… Что за этим стоит? – Я увидел, что любопытство Барака берет над ним верх.

Помолчав в нерешительности, я понял, что лучше как-нибудь удовлетворить это любопытство.

– Из этого сундука кое-что украли, – сказал я. – Тебе лучше не знать что.

Мы проехали под Лондонским мостом, и лошади испугались грома горшков и кастрюль. Какая-то женщина средних лет в одной сорочке и остроконечном колпаке с буквой «S» сидела на коне лицом к хвосту. Ведьма. Она склонила голову и плакала. Мужчина с суровым лицом вел коня, а сзади следовала ватага мальчишек, стуча палками в горшки и кастрюли. Было среди них и несколько взрослых.

– Ведьму ведут, чтобы заковать в колодки, – сказал Барак.

– Да, суды епископа Боннера не любят, когда женщины выходят за рамки.

– Ага. А эти люди – ее соседи. Как мало нужно людям, чтобы наброситься друг на друга!

Мы поехали по Темз-стрит – туда, где у реки стоял замок Бэйнардс. Это было старое здание, обновленное и расширенное, как и королевские дворцы, Генрихом. Я видел этот замок с реки много раз: его высокие четырехэтажные башни поднимались прямо из Темзы. Со времен Екатерины Арагонской это была официальная резиденция королев, а также гардероб, где следили за их нарядами и нарядами их окружения. Здесь жила сестра Екатерины Парр Анна с мужем, сэром Уильямом Гербертом, который теперь стал графом Пембрукским и важным чином в окружения короля. В последние годы все Парры здорово выдвинулись – брат королевы, названный Уильямом, как и его дядя, был теперь членом Тайного совета.

Вход в замок Бэйнардс был с улицы, через широкие ворота, бдительно охранявшиеся людьми в ливреях королевы, так как внутри хранились большие ценности. Мы с Джеком спешились, наши имена нашли в списке, и лошадей отвели в конюшню. Внутренний двор замка Бэйнардс казался еще более оживленным местом, чем в Уайтхолле. Два торговца громко спорили о лежавшем между ними рулоне ткани, несколько человек выгружали с повозки тяжелые сундуки…

Все во дворе замолкли, когда несколько всадников со стуком подков въехали в ворота – двое мужчин в богатых нарядах и женщина в сопровождении полудюжины верховых. Они проехали под аркой во внутренний двор. Увидев сходство женщины с королевой, я понял, что это Анна Парр. Мужчина рядом с ней, на пятом десятке, чернобородый и воинственного вида, должно быть, был сэром Уильямом Гербертом. С ним ехал другой мужчина, тощий, с худым лицом со впалыми щеками и короткой темно-рыжей бородкой. Он тоже был похож на королеву, и я догадался, что это Уильям Парр, граф Эссекский. Все трое свысока смотрели на народ во дворе, а мы все сняли шапки, когда они проезжали. Однако эти люди были известны как радикалы, которые в случае падения королевы тоже лишились бы своего положения.

Двери в главный двор открылись, и оттуда вышел старый лорд Парр. На нем была темная шелковая роба и шапка, а на шее у него висела толстая золотая должностная цепь. Анна Герберт помахала ему рукой с седла. Маленький кортеж остановился, и старший Уильям медленно подошел к ним. Сегодня он опирался на палку. Его племянник и племянница поздоровались с ним и обменялись несколькими словами, и я воспользовался случаем, чтобы открыть сумку и вынуть свою робу со знаком королевы. Барак присвистнул.